Тьма над Петроградом
Шрифт:
– Из какого языка все эти слова? – ужаснулся Борис.
– Из русского, милостивый государь! – Серж криво усмехнулся. – Из того языка, на котором писали Пушкин и Гоголь, Толстой и Тургенев! Я вот думаю, кем вы у нас будете?
– Простите?
– Современные совдеповские обитатели делятся на несколько категорий. Рабочекрестьяне – на этих вы при всем желании не тянете, рылом, как говорится, не вышли… далее – партактив… ну, это тоже сложно, необходимо владеть особенным коммунистическим языком и пламенный взор выработать, это вы не успеете… еще, конечно, есть лишенцы…
– Кто?! – испуганно переспросил Борис.
– Представители
Серж порылся в своем пухлом потертом портфеле и протянул Борису сложенную вчетверо, вытертую на сгибах бумагу.
– Центрснабстатупр… – прочитал Борис оттиснутые в верхней части листа буквы. – Господи, что это за ахинея? Имя какого-нибудь финикийского божества?
– Не совсем! – усмехнулся командир. – Это всего лишь центральное управление снабжения и статистики. Впрочем, все эти совдеповские организации имеют нечто общее с финикийскими богами. По крайней мере они так же требуют человеческих жертв.
– «Центрснабстатупр удостоверяет, что податель сего Прохиндеев Пров Васильевич командирован в город Энск по служебной надобности, для чего ему надлежит оказывать всяческое содействие…» И что – такая бумага сойдет в России за документ?
– Еще как сойдет! – заверил Серж. – Отличная, между прочим, бумага! На подлинном бланке! Вы не представляете, чего нам стоило раздобыть такие бланки! Можете считать, что с этой бумагой для вас все двери открыты. Только и вам нужно соответствовать.
Серж снова придирчиво оглядел Ордынцева.
– Перечисленные мной категории совдеповских граждан, прямо-таки как касты в Индии, отличаются своими привычками и одеждой. С рабочекрестьянами все ясно – одеваются во что придется. Старая, поношенная шинель, обмотки, в случае большой жизненной удачи – сапоги… ну, это уж кому как повезет. Представители партактива – тамошнее дворянство. Эти носят полувоенную форму, некоторые, в духе революционного романтизма и для устрашения окружающих, – чекистские кожаные куртки. Особенно щеголеватые – из хрома, кто поскромнее – из опойковой кожи. Ну, лишенцы, понятно, донашивают старорежимную одежду – пальтецо суконное, лоснящееся на локтях и карманах, шляпа. Шубы не носят – в восемнадцатом у всех отобрали. Публика в трамвае увидит человека в шляпе и сразу знает, что это недорезанный буржуй и классовый враг. А скромные совслужащие, к каковым вы теперь относитесь, – тоже френч, только попроще, или пальто с отдаленным намеком на военный покрой. В общем, подберем вам что-нибудь… Про внешний вид мы уже поговорили, но важен еще и лексикон… вот, скажем, как вы обратитесь к случайному прохожему?
– Сударь… – произнес Ордынцев, неуверенно пожав плечами. – Или лучше «милостивый государь»…
– Ну, считайте, что ночевка в ГПУ вам обеспечена!
– Ах да! – спохватился Борис. – Они же сейчас все «товарищи»!
– И тоже пальцем в небо! «Товарищем» далеко не каждый может щеголять, и не к каждому можно таким манером обратиться! Это только представители партактива, которые с пламенным взором, – они, несомненно, товарищи, а всем прочим приходится довольствоваться званием «гражданин». Знаете, стихи такие есть:
ЧтоСерж закрыл свой портфель и подвел итог разговора:
– Пробираться в Россию будем двумя группами, так безопаснее. В одной группе – мы с Луиджи, в другой – вы с Мари и Пантелеем. Мари будет прикрепленной к вам стенографисткой, Пантелей – порученцем… мы с вами встретимся уже на месте…
– Одну минуточку! – остановил его Ордынцев. – Как же я пойду с Мари? Вы разве не замечали, с какой ненавистью эта мадам на меня взирает? При таком отношении недалеко до беды!
– Не беспокойтесь. Мари, конечно, дама на редкость нервная. Да ей через такое пройти пришлось – врагу не пожелаешь. Только вы не обольщайтесь на свой счет, она не только к вам, она к большинству мужчин, мягко говоря, плохо относится. Только для нас с Луиджи исключение делает. Ну, и для Ванечки покойного… Но в одном можете быть уверены: как только границу перейдем – во всем на нее можно будет положиться. Никаких дамских истерик не опасайтесь. Она женщина твердая, надежная и храбрая до безумия. И чувствует себя там, в Совдепии, как рыба в воде. Почему и посылаю ее с вами: в случае чего, прикроет и из любой передряги вытащит…
Борис выслушал командира с сомнением, но спорить не стал.
Глава 3
Эх, яблочко!
Куда котишься,
В Губчека попадешь —
Не воротишься…
– Тут са мной прямо ходи, каспадин, – проговорил пожилой чухонец, повернувшись к Борису и опираясь на длинную слегу. – Тут в правая, левая сторона ступишь – и конес, с колофой в болото…
– С головой? – опасливо переспросил Борис, который и так шел за чухонцем след в след.
– Известное дело! – подал голос Саенко, не отстававший от Ордынцева. – Болото, оно и есть болото! Вот, помню, еще до мировой войны был у нас в селе кузнец, Василием звали…
– Вы бы помолчали, господин пролетарий! – оборвала его Мари, замыкающая группу. – Накличете чекистов…
– Как знаете, – обиженно пробормотал Саенко и тут же зашептал, чтобы его слышал только Борис: – Непременно этот чухонец в самую топь нас заведет! Как Сусанин поляков! Ох и подлый же народ эти чухонцы!
– Где ж это ты с чухонцами-то успел познакомиться? – усмехнувшись, спросил Борис. – Ты ведь вроде все больше по южным губерниям странствовал…
– Это вы точно заметить изволите – странствовать мне много пришлось, и кого я только не повидал! И с чухонцами тоже случалось, так что скажу вам…
– Тсс! – зашипел проводник, повернувшись в сторону.
Все замерли, прислушиваясь.
Действительно, слева от тропы раздались негромкие чавкающие шаги. Борис вытянул из голенища нож. Мари пригнулась, вглядываясь в кусты, подняла пистолет. Тут из-за чахлых кустов показалась лосиха, худая и голенастая, как девочка-подросток, удивленно уставилась на людей лиловыми испуганными глазами и, повернувшись, припустила прочь.