Точка обмана
Шрифт:
Та внимательно посмотрела на Гэбриэл:
— Ты выглядишь так, словно прожила на свете сто лет, девочка! Что с тобой приключилось?
Гэбриэл перешла на шепот:
— У меня крупные неприятности, Иоланда.
— Странно слышать, ведь твой герой явно на подъеме.
— Мы можем где-нибудь поговорить наедине?
— Ты пришла не в самое удачное время, милая. Президент собирается проводить пресс-конференцию уже через полчаса, а мы все еще понятия не имеем, о чем пойдет речь. Я должна обеспечить комментарий эксперта, но пока блуждаю в темноте.
— Я знаю тему пресс-конференции.
Иоланда весьма скептически взглянула поверх очков.
— Гэбриэл, даже наш корреспондент в Белом доме ничего не знает. Ты хочешь сказать, что команда Секстона обладает эксклюзивной информацией?
— Нет, я хочу сказать, что именно я обладаю эксклюзивной информацией. Удели мне пять минут, и я все тебе расскажу.
Иоланда перевела взгляд на красный конверт с печатью Белого дома, который Гэбриэл все еще держала в руке.
— Это же внутренняя документация аппарата президента. Где ты ее раздобыла?
— На частной встрече с Марджори Тенч сегодня днем. Выражение лица Иоланды изменилось.
— Иди за мной.
Если кабинет со стеклянными стенами можно назвать укромным местом, то именно в этом укромном месте Гэбриэл поделилась с подругой своими переживаниями. Она рассказала о минутной слабости и о вечере, проведенном с сенатором в его кабинете; о том, что Тенч все знает и, хуже того, располагает фотографиями.
Иоланда широко улыбнулась, а потом покачала головой, с трудом сдерживая смех. Она уже давно вращалась в журналистских кругах Вашингтона, поэтому ничто не могло ее шокировать.
— О, Гэб, я уверена, что вас с Секстоном просто поймали на крючок. И неудивительно. Он имеет соответствующую репутацию, а ты очень хорошенькая девушка. Фотографии — это, конечно, плохо. Но я бы не стала из-за них волноваться.
— Не волноваться по поводу фотографий?
Гэбриэл объяснила, что Тенч обвинила Секстона в незаконном получении огромных сумм от частных космических компаний; рассказала и о том, что слышала у сенатора на квартире. Все подтвердилось!
И снова Иоланда не проявила ни удивления, ни волнения. Она оставалась спокойной до той минуты, пока Гэбриэл не поделилась своими планами, рассказав, что собирается предпринять.
Услышав о намерениях подруги, журналистка забеспокоилась:
— Гэбриэл, если ты хочешь официально признать, что переспала с сенатором Секстоном, а потом спокойно стояла рядом с ним перед камерами, когда он открыто врал, отрицая все на свете, — это твое личное дело. Но предупреждаю: шаг дурной. Подумай спокойно и не спеша, представь, что за этим последует.
— Ты не поняла! У меня совсем нет времени!
— Я тебя внимательно выслушала и прекрасно поняла, дорогая. Но независимо от скоротечности времени существуют вещи, которые просто нельзя делать. Ты не должна вмешивать сенатора в скандал, связанный с сексом. Это прямое самоубийство. Еще раз повторяю, девочка: если ты действительно решила открыто сдать кандидата в президенты, то лучше возьми машину и срочно уезжай как можно дальше от Вашингтона и вообще округа Колумбия. Иначе ты сразу окажешься в полной изоляции. Множество людей вкладывают огромные деньги в то, чтобы поднять того или иного человека наверх. В деле замешаны и колоссальные финансовые средства, и власть. Причем такая власть, за которую многие готовы убрать со своего пути каждого, кто пытается помешать.
Гэбриэл молчала.
— Лично мне кажется, — продолжала Иоланда, — Тенч взялась за тебя в надежде, что ты запаникуешь и совершишь какую-нибудь явную глупость, например, признаешься в связи с сенатором. — Журналистка показала на красный конверт: — Эти снимки, даже если на них действительно ты и Секстон, не имеют ни малейшего веса до тех пор, пока вы не признаете их истинность. Белый дом прекрасно понимает, что если покажет эти бумажки сенатору, тот заявит, что они фальшивые, и просто швырнет их в лицо президенту.
— Я об этом думала, но все-таки дело о взятках во время избирательной кампании…
— Детка, рассуди хорошенько. Если до сих пор Белый дом не выступил с заявлением об этих взятках, значит, и не собирается. Президент решительно настроен против всякого негатива в своей кампании. Мне кажется, он решил замять скандал по поводу космоса и напустил на тебя Тенч, чтобы ты испугалась и признала сексуальную интрижку. То есть стоит задача спровоцировать на удар в спину сенатора кого-то из его же сторонников, а именно тебя.
Гэбриэл задумалась. Журналистка, конечно, говорила дело, и все-таки что-то в ее рассуждениях не складывалось. Гэбриэл показала через стекло на студию, напоминающую пчелиный улей.
— Иоланда, но ведь вы готовитесь к большой пресс-конференции. Президентской. А если президент не собирается говорить ни о взятках, ни о сексе, тогда о чем же?
Казалось, Иоланда не ожидала такого вопроса.
— Подожди. Ты считаешь, эта пресс-конференция имеет что-то общее с вашей с Секстоном интрижкой?
— Или с коррупцией. Или и с тем, и с другим. Тенч предупредила, что времени у меня совсем немного — до восьми вечера. Я должна дать письменные показания, или президент объявит…
Хохот Иоланды потряс стеклянные стены кабинета.
— О, ради Бога!
Но Гэбриэл было не до веселья.
— Что тут веселого?
— Послушай, Гэб, — сквозь смех с трудом проговорила журналистка, — поверь мне: вот уже шестнадцать лет я имею дело с Белым домом. То, о чем ты говоришь, просто невозможно. Ни при каких условиях Зак Харни не поднимет на ноги все мировые службы связи лишь для того, чтобы рассказать о своих подозрениях насчет сенатора Секстона — будь то нелегальные пожертвования, которые он принимает, или интрижка с тобой. Информация, подобная этой, обычно легко просачивается. Популярность президента отнюдь не вырастет, если он нарушит весь запланированный ход вещания лишь для того, чтобы, подобно грязной сплетнице, рассказывать истории насчет предосудительного секса или какого-то туманного нарушения порядка в избирательной кампании.
— Какого-то туманного? — возмутилась Гэбриэл. — Продавать свою позицию в отношении космического законопроекта за миллионы на раскрутку собственной персоны! И это ты называешь туманным нарушением?
— А ты уверена, что он делает именно это? — В голосе журналистки зазвучали жесткие нотки. — Настолько уверена, что даже пришла на национальное телевидение? Подумай-ка хорошенько. В наши дни очень нелегко сделать что-нибудь серьезное. Финансирование кампании вообще крайне запутанное дело. А вдруг эта встреча Секстона вполне легальна?