Тогда придите, и рассудим (Капитан Ульдемир - 2)

Михайлов Владимир Дмитриевич

Он сел; они все долго смотрели друг на друга, переводя глаза с одного на другого, чувствуя, что все они – одно, но это одно будет отныне существовать в разных местах. Потом разом вздохнули, словно по команде. «Ну что же, Питек, – сказал Ульдемир, чтобы завести нейтральный разговор, – есть у тебя охота, ладно. А остальное как? Жить под кустом? Или тут и дождей не бывает? И холодов? Тогда, конечно, удобно – да ведь это одно место такое, может быть, существует в мире, а в других местах ты и сам знаешь как. А после охоты хорошо ведь принять горячую ванну, а?» Охотник кивнул: «Неплохо. Но, наверное, было бы очень скучно – если бы никогда не случалось дождей, бурь, холодов даже. Тогда кто знал бы цену хорошему дню? Но это не главное. Думаешь, тут нет твоей горячей воды? Если надо, я сяду в ледяную – и собой, желанием своим нагрею ее так, что обожжешься. Но не в этом дело. Думаешь, ты попал в мир охотников? Нет, капитан, это мир людей, а люди бывают разные, и я люблю нестись за оленем, а другому нужно забраться в самую глубину материи, ему не нужен мой нож, ему нужно другое – ты думаешь, у него нет того, что нужно ему, чтобы с нетерпением ожидать следующего дня?» – «Есть? Значит, что же – каждому по потребностям?» – «Да, если потребности – такие, – вступил в разговор Георгий. – Ты не видал здешних городов, Ульдемир, а они есть, таких ты и представить не можешь. И там живут люди, чья жизнь должна протекать именно

там, а тут они захиреют от скуки. Каждый человек должен жить так, как ему свойственно, капитан, разве не так?» – «Прекрасно было бы. Но ведь время…» – «Послушай, капитан, – проговорил Уве-Йорген. – Наша с тобой ошибка, ошибка всего нашего времени – в том, что мы решили, что новое – противоположность старому, и его отрицаем. Нет, новое лишь дополняет старое, и чем больше всего существует одновременно, тем больше шансов, что каждый найдет занятие по себе…» – «А ты нашел дело по себе, Рыцарь?» Уве-Йорген усмехнулся. «Я… Обо мне другой разговор. Как и о тебе, надо полагать. Но вот ребята, кажется, осваиваются и никуда уже отсюда, думаю, не собираются». – «Почему? – не согласился Георгий. – Я еще не совсем решил. Но создаются новые планеты, Ульдемир, и восстанавливаются те, где были слишком неразумные хозяева. И я, может быть, попробую обосноваться на одной из них. Понимаешь, здесь слишком благополучно для меня. Вот Иеромонах нашел здесь свое, и Питек тоже, и Гибкая Рука». Индеец кивнул и снова застыл, слушая. «А я еще буду искать, – сказал Георгий. – Здесь, конечно, всего очень много. Но ведь всегда остается в мире что-то такое, чего здесь нет. Вот я и хочу найти это». – «Хорошо, – согласился Ульдемир. – Значит, только мы с тобой, Рыцарь, остаемся неприкаянными». – «Что поделать, – пожал плечами Уве-Йорген, – мы из двадцатого века, он был не очень уютным, сильно трясло, и нам не так просто остановиться и успокоиться. Не правда ли, капитан?» – «Наверное. Значит, ты…» – «Попытаюсь». – «Но что мы станем там делать?» – «Там? Там это будет проще. Понимаешь, все-таки Земля – это… А какого-то опыта мы набрались, и лучше представляем, что к чему, не так ли?» – «Я еще не знаю, возможно ли это вообще. Посмотрим, что предложат», – сказал Ульдемир, словно дело происходило в приемной начальства и они ждали очередного назначения. «Пойми, капитан, – сказал Рыцарь, – отсюда очень хорошо видно, что именно наше время – двадцатый век – во многом оказалось узловым, повлияло на все последующее, и современная Земля, которая нам порой так не нравится – это вывод из наших предпосылок… Надо возвращаться, Ульдемир, надо делать что-то там, в наших днях, чему-то ведь мы научились!» – «Да, – сказал Питек, – вы можете попробовать. Мы теперь уже стали людьми Фермера. А вы оба – еще люди Мастера». – «Какая разница?» – поинтересовался Ульдемир. «Разница не в людях, а в том, что и как они должны делать. Одни создают основу. Другие растят на ней сад. И одни люди хотят растить, а другие – создавать основу. Каждый человек находит себя. А ты нашел себя? Ты – капитан?» Ульдемир подумал и сказал: «Наверное, нет. Я многим занимался в жизни и отбрасывал одно за другим именно потому, что не было у меня ощущения сытости, не было сознания своего дела. Я еще не знаю, Питек, кто я, хотя большая часть жизни уже прошла». – «Об этом ты не думай, – сказал внезапно индеец, – ты думай о главном». – «Ну вот, я же сказал, что не знаю. Иногда мне кажется… Впрочем, кажутся мне разные вещи. Может быть, на деле я – плотник, и мне надо взять инструмент и обосноваться где-нибудь здесь, неподалеку от вас?» – «Может быть», – согласился Гибкая Рука. «Плотники вам нужны?» – «Все люди нужны самим себе, – сказал Питек, – и если они нужны самим себе, то они нужны и другим. Ты только пойми правильно: нужны себе не для того, чтобы пить, есть и спать, а для того, чтобы делать свое дело, как Иеромонах, как я, да и все, кто живет здесь. Но в чем твое дело – я знать не могу. Ты будешь разговаривать с другими. С теми, кто знает куда больше нашего: с Мастером, с Фермером. Может быть, они что-то посоветуют тебе, подскажут. Но что-то ты и сам должен знать. Хотя бы самое основное. Для начала».

Ульдемир задумался. «Ну, главное я, пожалуй, знаю, – сказал он достаточно уверенно. – Снова оказаться на Земле. На старой, на моей. А дальше… Придется всерьез подумать о том, что только что сказал Рыцарь. Может быть, он прав». – «Понятно, – кивнул Питек. – Ты можешь так рассуждать, потому что для тебя она существует в целом, Земля. Не только какое-то одно или два места на ней, но вся планета вместе со всем, что есть на ней. И если что-то из этого всего будет недоставать, тебе станет уже не по себе, потому что это будет уже не та Земля, если бы даже недостающее тебе пытались заменить чем-то получше. У меня, у монаха, у Руки совсем иначе: для нас нет целой Земли, она существует в нашем представлении только в тех пределах, какие были нам доступны в наши времена, а пределы эти невелики, и то, что есть здесь, не очень отличается от того, что было там. Но ты и Рыцарь – другое дело. Понимаешь, если бы вас поселить в другом месте Земли, вы все равно были бы, наверное, довольны, потому что для вас это все равно была бы та же самая планета, даже если бы все там не было похоже на привычные тебе края». – «Но на Землю мне все-таки вряд ли удастся попасть», – невесело заметил капитан. – «Почему?» – «Я с самого начала предлагал Мастеру установить контакт с нашей земной цивилизацией – обещал от этого какие-то выгоды!..» Питек усмехнулся. «Этого не надо стыдиться, – сказал он, – тогда мы ничего еще не знали». – «Да; но все равно, он мог бы пообещать отправить меня на Землю, пусть и без контактов; теперь я знаю, что им ничего не стоит сделать это». – «Вот и проси. Конечно, может быть, все чуть сложнее: у них, видишь ли, такое представление, что человек должен быть там, где есть подходящее для него дело. Но с другой стороны, они считают, что ограничивать человека ни в чем нельзя, иногда они даже слишком не ограничивают, так что потом приходится срочно идти на помощь и спасать. Ну, как на тех планетах…» Легкие улыбки прошли по лицам после этих слов охотника. «Капитан, – сказал Георгий, – и ты, Рыцарь: в любом случае помните, что мы здесь и что если понадобится помощь – наверное, никто не станет мешать нам пойти и помочь. Все-таки что-то мы уже умеем, верно?» – «Ну, – сказал Рыцарь, – попали бы вы в мои руки с самого начала, вы сейчас умели бы куда больше. Но ничего, ребята, будьте уверены: пора всеобщего покоя еще не настала, и не спешите забывать, что в мире бывают еще драки». Снова все помолчали. Потом Ульдемир встал.

– Спасибо, – сказал он. – Это было здорово – увидеться с вами.

– Мы желаем тебе счастья, Ульдемир, – сказал Георгий.

– Встретимся там, – сказал на прощанье Рыцарь. – Хочу еще немного поохотиться тут. Достойное занятие. А ты в случае чего замолви словечко и за меня.

«Не надо оглядываться, – думал Ульдемир, уходя. – Не надо, потому что это все равно горько – что бы там ни было впереди. Но каждый ищет самого себя. И этот «сам» не всегда там, где другие… И вообще, – думал он, – человек со своими делами должен справляться сам: тогда он каким-то образом организует мир вокруг себя, если же он полагается на других, то лишь пристраивается к миру,

организованному другими. Беда только в том, думаем мы, что никому из нас не известно в точности, как нужно организовать мир и для чего. Кто-нибудь другой, может быть, и знает, а мы – увы. Впрочем, как говорится, еще не вечер…»

* * *

Ульдемир снова стоял на обширной открытой веранде, залитой все тем же золотистым светом. Только что прошел он лугом, поросшим яркой муравой, каблуки его простучали по мостику, перекинутому над неширокой, прозрачной, медленно струящейся речкой, окаймленной невысокими кустами, и взошел на крыльцо. На веранде никого не было, но стоял стол, накрытый на четверых, накрытый в полном соответствии со вкусами и обычаями Земли – и, следовательно, именно его ждали здесь. Дверь, из которой Ульдемир вышел сколько-то дней назад (но он не мог сейчас поручиться, что только дни прошли; неизбежность времени не ощущалась здесь), была гостеприимно отворена, однако он не стал заходить в дом, а остался на веранде в уверенности, что долго ждать ему не придется.

И действительно: высокий человек, в углах рта которого, как и прежде, крылась чуть насмешливая улыбка, вышел и приблизился к Ульдемиру. Капитан, не зная, как надлежит приветствовать хозяина, ограничился кивком – не небрежным, а выразительным, с паузой, позволявшей счесть это движение за поклон. Мастер улыбнулся в ответ и тоже кивнул – не так церемониально, может быть, но доброжелательно, словно увидел приятеля, с которым встречался лишь недавно и с которым за прошедшее с тех пор время ничего плохого не только не случилось, но и не могло случиться. Мастер подошел к столу, но садиться не стал, сказал лишь:

– Обождем других, если не возражаешь. А тем временем хочу поздравить тебя. Ты все сделал правильно. Ты помог.

– Кому? – не удержался Ульдемир от вопроса.

– Миру.

– Ты имеешь в виду те две планеты, Мастер?

– Нет. Мир – это все, – сказал Мастер, широко поведя рукой. – Все, что есть и чего еще нет, но что будет, что должно быть – если развитие не сойдет с верного пути. Казалось бы, что такое две небольших планеты для всего мира? Но с них мог начаться, а точнее – ими мог продолжиться и усилиться процесс, вредный для развития мира. Так что считай, что мир избавлен от одной из помех благодаря и твоим усилиям. Народы ставят за такие дела памятники; и тебе тоже будет воздвигнут памятник на обеих планетах. Только изваян будешь не ты, к сожалению, а мар Форама Ро, способный ученый и не очень крупный человек, в нужный момент решившийся, правда, на необходимые, хотя и небезопасные действия. Мы знаем, что вел и побуждал его ты, а дал тебе такую возможность я; таким образом, сделали все мы с тобой – еще кое-кто, как ты понимаешь, – но люди там никогда ничего не узнают. И это, возможно, слегка уязвит твое самолюбие. Но народы не так уж редко ставят памятники не тем, кто был мозгом и сердцем свершения, но лишь оболочкой – памятники внешности, а не сути. И лишь мы знаем, как все было на деле. Но мы нередко отождествляем себя с силами природы, Ульдемир, – а разве силам природы нужны монументы?.. Я понимаю, что мы с тобой можем судить об этом по-разному, и одно лишь знание сути может показаться тебе не вполне достаточной наградой за силы, которые ты потратил, и опасности, каким подвергался. И, быть может, за некоторые разочарования, без чего, насколько я могу судить, тоже не обошлось. Поэтому мы наградим тебя, хотя наше представление о награде не во всем будет совпадать с твоим. Тебе придется поверить в то, что наше представление ближе к истине, именно поверить: поймешь ты это далеко не сразу.

– Ладно, Мастер, – сказал Ульдемир, усмехнувшись. – Какой еще памятник? На Земле не знают об этих делах, а на Старой планете никому неведом Ульдемир. Но чтобы чувствовать себя вознагражденным, я хочу все-таки понять толком: что же я сделал? Предотвратил войну между двумя планетами? Да, это немало – для их обитателей; но если говорить о Вселенной, то так ли уж велика заслуга?

Мастер снова улыбнулся.

– Ты все еще мыслишь масштабами своей Земли, – сказал он, – и на уровне ее знаний. Уровень этот, скажу сразу, не очень высок, а ты ведь еще и не самый знающий… Но даже и у вас на Земле давно знали, Ульдемир, что нет в мире изолированных событий и каждое влияет на все остальное. Но у вас представляют это лишь в самом общем виде, а механизм взаимодействия между, казалось бы, разобщенными событиями тебе совершенно неясен, да и всем у вас – тоже. И не потому, что эти вещи слишком сложны для вашего постижения. Они крайне просты, даже примитивны. Но вы никогда не пытались всерьез подумать о них, потому что в вашем мышлении существует множество запретов, вами самими поставленных и ничем не обоснованных. И вот это самоограничение вашей мысли направило вас на тот путь развития, который теперь заставляет Фермера считать вас сорной цивилизацией, культивирующей искусственную жизнь вместо естественной; цивилизацией, не понимающей, что такое человек и какова его роль в мире. Но об этом тебе лучше поговорить с Фермером: люди – его стихия, мое дело – мир, его конструкция, развитие и совершенствование. Но все же скажи мне: чего ты пожелаешь для самого себя?

Ульдемир ответил не сразу:

– А что ты можешь предложить, Мастер?

– Не более, чем у меня есть. Хочешь остаться, хочешь быть с нами? Это не так уж плохо, как может показаться тебе, Ульдемир: быть моим эмиссаром. Это – множество планет, на которых тебе придется бывать. Цивилизаций, с какими придется встречаться. Правда, должен предупредить сразу: чаще всего это будут не лучшие цивилизации. Те, где дела идут хорошо, мы навещаем редко, там работает Фермер, удобряет и улучшает, получает урожай и сеет снова… Это будут не самые благополучные цивилизации, и там придется порой быть даже жестоким, и уж всегда – решительным, и там придется редко выступать в своем облике, так что ты станешь даже отвыкать от него, как многие из нас. Но зато ты будешь уверен, что делаешь важное и нужное, и силы у тебя будут иные, и возможности и средства – неизмеримо огромнее, а опасности, какими смогут грозить тебе те цивилизации, вызовут у тебя только улыбку. Я предлагаю тебе, Ульдемир, подлинное могущество. Ты нам подходишь, и если согласишься – мы будем рады. Тем более, что… – он выдержал паузу, – не только я думаю так, и обещанное мною – далеко не единственная награда.

– Я человек практичный, Мастер. Скажи сразу, что ты имеешь в виду.

– Нет, Ульдемир. Мог бы, но не стану. Потому что сказать тебе об этом должен не я. И потом – я же не покупаю тебя и не нанимаю. Я предлагаю тебе это, как награду, и поверь: так оно и есть. Лишь немногие из желающих удостаиваются нашего согласия. Моего, если хочешь.

– Спасибо за предложение, Мастер, и за честь. Но я не хотел бы решать сразу. Ты сказал, что Фермер придет?

– Ему интересно посмотреть на тебя вблизи. На землянина.

– Он будет говорить со мной?

– Не сомневаюсь.

– В таком случае, я отвечу тебе после разговора с ним.

– Я и не тороплю тебя. Подумай. Тем более, что я слышу его приближение. Приветствуй Фермера, как следует: он неравнодушен к знакам внимания и уважения. Дай понять, что ты очень рад возможности его увидеть. Он крайне добрый человек. Но мыслит лишь категориями цивилизаций и культур, и при этом отдельный человек порой выпадает… Да, вот и он. Тепла тебе, Фермер!

– И тебе, Мастер. Я наблюдал, как сокращается зона Перезакония. Очень успешно. Спасибо за помощь.