Токио

Хайдер Мо

– Там был самый большой рынок. – Она указала в ночь. – В Синдзюку. «Сияние над Синдзюку».

Я читала о рынках мафии в Синдзюку. Всегда думала, что в разбомбленном Токио они были невероятным зрелищем. Такое впечатление создавали сотни электрических лампочек. Рынки были видны за много миль, их огни сверкали над закопченными городскими крышами, словно луна над мертвым лесом. На прилавках лежали китовые консервы, колбаса из тюленьего мяса, сахар. Должно быть, на улицах царила атмосфера праздника, с деревьев свисали фонари, шипели угольные горелки. Мужчины, прислонившись к прилавкам, пили касутори [76]

и сплевывали на землю. В те дни касутори было единственным заменителем сакс. Говорили, что третий стакан приводит к слепоте, но кого это заботило? Что значит слепота, когда все вокруг умирают?

76

Низкосортный напиток из пивной гущи; брага.

– Мать Строберри любит рынок «Голубое небо». Всегда ходит с другими детьми смотреть машину босса якудзы. Она смотрит на машину, а место, где рынок, для нее словно небо. Она покупает там одежду, и хлеб, и тушенку дзанпан. — Строберри помолчала и искоса на меня посмотрела. – Грей-сан знает, что такое дзанпан?

– Нет.

– Тушенка из остатков. Которые остаются на кухне. В дзанпан мало мяса. Если якудза кладут в дзанпан больше мяса, они просят больше денег. Это все динь-динь. – Она изобразила звук монет, падающих на прилавок. – Динь-динь, динь-динь! Якудза едут в глубь страны, в Гумму и Канагаву [77] , и крадут у фермеров мясо…

77

Гумма и Канагава – префектуры Японии.

Она подняла на меня глаза и покаянным жестом сложила на столе руки. Неожиданно она показалась мне очень маленькой и юной.

– Что? – спросила я. – Что это такое?

– Дзанпан.

Ее голос снизился до шепота. Губы, густо накрашенные ярко-красной помадой, блестели.

– Вот что я хочу сказать, Грей-сан. Мать Строберри нашла что-то странное в дзанпан на рынке «Сияние над Синдзюку».

– Странное? – Я тоже заговорила шепотом.

– Грей-сан знает, кто правит «Сиянием над Синдзюку»? Банда Фуйюки.

– И что ваша мать нашла в тушенке?

– Жирная. Вкус плохой. Ненормальный. И кости. – Она заговорила почти неслышно. Подалась вперед, засверкала глазами. – Кости длинные. У свиньи таких костей не бывает, а для коровы они слишком тонкие.

Мне показалось, что в глазах ее засветилась печаль, она словно видела что-то постыдное. За окном качалась взад и вперед Мэрилин.

– У какого животного могут быть такие кости? – спросила я.

Она сузила глаза и посмотрела на меня, саркастически улыбнувшись.

– На рынке «Голубое небо» ты можешь купить что угодно. Можешь купить ошака.

Ошака. Где-то я это слово слышала. Ошака…

Строберри хотела еще что-то сказать, но в это время звякнул

стеклянный лифт, и мы одновременно повернули головы. Алюминиевые двери распахнулись, и в вестибюль, как всегда неуклюже, слегка повернув голову с блестящими волосами, вышла незабываемая фигура. Медсестра Фуйюки. На ней был бежевый дождевик и такого же цвета кожаные перчатки. Очевидно, она явилась с приглашением.

Казалось, Строберри кто-то силой поставил на ноги. Она сильно покраснела, и даже макияж этого не скрыл.

– Господи! – прошипела она. – Ты знала, что она придет?

– Нет.

Не отрывая глаз от медсестры, я перегнулась через стол и прошептала ей.

– Что такое ошака? Скажите, что такое ошака?

– Тсс! – Она вздрогнула и передернулась, словно ей за шиворот кто-то сунул кусок льда. – Не говори так громко. Заткнись. Это небезопасно.

Фуйюки послал медсестру выбрать девушек для вечеринки в его квартире. Новость мгновенно облетела клуб. Я сидела за столом, в голове стучало. Смотрела, как сестра тихо переговаривается с мамой Строберри. Та стояла перед ней с опущенной головой. Лицо Строберри мрачнело по мере того, как она записывала имена. Во время переговоров медсестра указала в нашу сторону пальцем и что-то пробормотала. Золотое перо Строберри зависло над блокнотом. Она встретилась со мной взглядом, и на мгновение мне показалось, что она собирается возразить. Потом, должно быть, передумала – закусила губу и вписала еще одно имя.

– Тебя выбрали, – сказал Джейсон, подойдя к столу.

Вечер еще не закончился, но он снял галстук-бабочку и взял в руки сигарету. Задумчиво посмотрел на медсестру.

– Еще одна вечеринка. Нам только этого и надо.

Когда я не ответила, он пробормотал:

– Посмотри на ее каблуки. Знаешь что? – Он смотрел на ее ноги и на тесную юбку. – У меня возникла замечательная идея, чудачка. Тебе понравится.

Он заскользил прочь от стола и поравнялся с медсестрой возле лифта. Встал близко к ней, лицом к лицу. Она была необычайно высокой. Пока она слушала его, я смотрела на ее длинные, затянутые в перчатки руки.

– – Ты думаешь, он собирается сунуть руку под юбку Огавы? – сказала мне мама Строберри.

Она смотрела на Джейсона и говорила мне прямо в ухо. Я чувствовала сильный запах текилы.

– Можешь со мной поспорить, Грей. Когда он сунет руку под юбку мисс Огавы, что он там найдет? А? – Она пьяно пошатнулась и ухватилась за меня, чтобы удержаться. – А? Спроси Строберри. Джейсон собирается найти в ее трусиках чин-чин. Спроси Строберри – Огава похожа на мужчину.

– Строберри, что за мясо было в дзанпане? Она крепко сжала мне руку.

– Забудь, – прошипела она. – Это все слухи. Не повторяй.

40

Нанкин, 20 декабря 1937

Сначала мы отнесли лепешки Шуджин, затем втроем вышли из переулка. Мы двигались по улицам, бросая бдительные взгляды на забаррикадированные двери. Нанкин, – думал я, – ты город-призрак. Где твои граждане? Прячутся в закупоренных домах? Скрываются в загонах для животных и в погребах? Было раннее утро, снег тихо падал на наши шапки и куртки, собирался в хлопья, желтел на старом козьем навозе. Мы не видели ни души.