Токийский декаданс

Мураками Рю

— Хорошо плаваешь!

Мы сидели у стойки бара рядом с бассейном, попивая кокосовое молоко.

— У меня грубый стиль, правда?

Он попросил у девушки-бармена в галстуке-бабочке долить ему рома в кокосовое молоко, но она ответила отказом. В баре запрещено было использовать алкоголь.

— Так ты, наверное, родился у моря?

Я прикрыла живот полотенцем. По сравнению с другими животами женщин моего возраста мой выглядел лучше многих, но все лее тело уже не походило на тело молодой девушки. Его слова «одна девушка» до сих пор звучали у меня в ушах.

— На

Сикоку.

У него было мускулистое тело, но слишком перекачанная нижняя часть живота свидетельствовала скорее о разгульном образе жизни, нежели об ежедневных тренировках.

— А я художница. Гравюры делаю.

— О, у меня есть литография Жоржа Руо.

— Ты любишь картины?

— Не то чтобы не люблю… скажем так, если их нет, я по этому поводу не парюсь. Руо купила жена.

— Он ей нравится?

— Похоже, что так.

В бассейн зашли две мамочки с детьми. Детские крики и повизгивания резали слух и контрастировали с кокосовым молоком, подаваемым в баре, и белым снегом за толстыми стеклами окон.

— Я думала, ты холост.

— Мы не живем вместе.

— Извини.

— Все в порядке.

Пятилетний ребенок, выпав на секунду из поля зрения мамаши, начал тонуть. Дежурный спасатель прямо в тренировочном костюме бросился в воду, чем привлек наше внимание. Я впервые видела тонущего ребенка. Хотя он дергался изо всех сил, однако его криков все равно не было слышно под водой. Было много брызг, но ведь это же бассейн, тут брызг всегда полно. Когда его вытащили, он начал громко плакать, отплевывая проглоченную воду.

Мужчина равнодушно смотрел на все это, а потом пригласил меня перекусить.

— Это просто больной зуб, — начал он после первого стакана вина. — Когда же это было?.. Года два назад, я жвачку жевал, и у меня что-то во рту отвалилось, похожее на спрессованную резину. Я еще подумал тогда, ну вот, точно врач перестарался. Хотя больно не было. Но во время еды забивается же… чувство такое неприятное.

Мы сидели в ресторане отеля на подземном этаже и ели очень подходящее зимней ночи блюдо — диких птиц. Я выбрала дрозда, а он фазана.

— И вот, трогаешь языком это место, а язык же вообще экстраординарный орган, касаешься дырки, а он создает в голове образы всякие. Вот вы как человек искусства скажите мне, что это? Вы ведь наверняка разбираетесь в таких образах?

— Язык? Образы? Что-то я не схватываю… Я была уже немного пьяна и не могла понять

связи необычного органа и дырки в зубе.

— Давайте взглянем на это под другим углом зрения. Я раньше читал об этом. Воспоминания — это образы, верно?

— Не знаю.

— Ну вот, например, вспомните какой-нибудь хит десятилетней давности, скажем «Иглз», «Отель Калифорния». Когда слышишь вступительный проигрыш на гитаре, такое чувство появляется… чего-то родного и давно забытого, ведь правда?

— Когда все «Отель Калифорния» слушали, я рассталась с одним мужчиной.

— Вот видите! Только один лишь звук, такой давно забытый и родной, обязательно пробуждает в голове какие-то образы. Ставя песню, которой заслушивался десять лет назад, ты вспомнишь то, что случилось с тобой тогда.

А запах? Когда я улавливаю запах женщины-врача, каждый раз в голове возникает образ одной девушки. Прав я или нет?

— Ну да.

Все верно. Я ненавижу запах одеколона «Арамис». Им душился мужчина, растоптавший мою гордость. Но самое обидное, этот мужчина был первым, кому удалось разбудить чувства. В моем теле. Я никогда больше его не видела. Поэтому каждый раз, когда ощущаю запах «Арамиса», я вспоминаю его и понимаю, как все остальные от него отличаются.

— В Америке закончились испытания, сейчас началось серийное производство приборов, которые могут передавать опыт. Проще говоря, памяти, включающей в себя образы, звуки, запахи, вкусы, температуру, спящей где-то в мозгу. Испытания начались с исследования сути явления. При пересылке электрического стимула в мозг, элементы памяти как бы пробегают перед мысленным взором. Такое ощущение, будто смотришь фильм. Одним словом, сначала разыскивают элементы памяти, которые спят, а затем, самое интересное, все испытуемые без исключения видят такие образы, которых они точно никогда прежде не могли встречать.

— Может, им попадалось что-то в фильмах или по телевизору. Есть, в конце концов, книги.

— Поэтому команда, ставившая опыт, и выбрала в качестве подопытных индейцев из резерваций в Северной Америке и с высокогорий Южной, эскимосов с Аляски. Они, с рождения жившие в резервациях безвыездно, не умеющие читать, не говоря уже о телевидении и кино, вдруг начали рассуждать о том, о чем даже и представления не могли иметь, в подробностях расписывать красоты Египта и Амазонки, излагать такие вещи, которые можно ассоциировать только с чем-то произошедшим в доледниковый период, рассказывать о динозаврах юрского периода, средневековой Японии.

— Даже страшно как-то становится.

— Удивительно, правда?

— А почему так произошло?

— Причина неясна.

— Может, это воспоминания из прошлых жизней?

— Это еще не конец, вам интересно?

— Да, конечно.

Похоже, из-за его истории, когда принесли суп из морской черепахи с сильным запахом, у меня в голове возникли и никак не хотели исчезать эротические образы.

— Собрав данные о том, какое место мозга за какие образы отвечает, и проанализировав их на компьютере, они смогли заставить человека испытывать все что угодно.

— Как это?

— Ну, например, имеется человек, с рождения парализованный и не имеющий возможности ходить. Но, посылая в его мозг электрические импульсы, можно дать ему шанс ощутить радость движения. Возможно, есть вероятность заставить чувствовать даже людей в коме. Потому что у людей в коме существуют мозговые волны, отвечающие за сны. Через них можно, наверное, передать людям ощущения, не только образы, но и звуки, запахи и вкус.

— А язык твой?

— Мой язык действует так же, как и это устройство, создающее такие объемные сны со звуками, запахами, вкусами и температурой. Поэтому до того, как узнал про американские исследования, я очень боялся, не сошел ли с ума.