Только для взрослых
Шрифт:
Отстранил ее от себя, хриплым голосом потребовал:
– Подними маечку.
Она задрала ее и взяла в зубы край подола, открывая мне вид на стоячие сочные грудки, чтобы та больше не падала. Я окинул безумным взглядом всю эту красоту: крупные вишневые соски, прозрачную алебастровую кожу с венками под ней, подрагивающую плоть, которая так и просила моего языка. Совсем недолго грудь у девочек бывает такой молоденькой, остренькой, нежной, не захватанной. Скоро она набухнет, растянется, обвиснет, истерзанная мужчинами. После родов и вовсе превратится
Со стоном обхватил губами твердый сладкий сосок, сдавил как ягоду, почти ожидая, что сейчас брызнет кислый сок. Анечка застонала сквозь сжатые зубы, запустила руки мне в волосы, прогнулась. Перекатывая между зубами сморщенную горошину, я приспустил ее шортики и накрыл ладонью гладкий лобок.
Современные девочки уничтожают там все под ноль, превращаясь совсем в малолеток, годных только для педофилов, я раньше предпочитал видеть, что женщина половозрелая. Но Анечке идет эта кукольная безупречность, шелковая гладкость под моими пальцами. Я раздвигаю ее половые губы пальцами и нащупываю набухший бутон ее клитора. По смазке пальцы скользят идеально, я обвожу его по кругу, все еще не в силах оторваться от посасывания то одной ее груди, то другой.
Мой язык тоже в восторге от нежной как шелк кожи, я втягиваю в рот вершинки ее груди, сходя с ума от невозможности облизать ее целиком.
Вот теперь. Теперь, когда она течет мне на пальцы, как сучка, елозит по ним, пытаясь насадиться, похныкивает, когда я убираю их в последний момент и выгибается, почти ломаясь, теперь приходит время.
Я с сожалением отрываюсь от ее груди, опуская маечку на место, обнимаю ладонью за затылок, накрываю ее рот, вталкивая внутрь язык и принимаясь сразу грубо таранить, засовывая по самые гланды. В это время расстегиваю свой пояс и рву молнию ширинки вниз. Облегчение от выпущенного на волю разбухшего члена само по себе чуть ли не сильнее оргазма.
Ловлю ее руки, потому что она их тянет совсем не туда, куда надо. Не надо меня обнимать, у меня под пиджаком кобура, и ей это знание лишнее. А вот пристроить нежные пальчики к делу было бы полезно, поэтому обхватываю ее ладонью ствол и… Пиздец! Рычу сквозь зубы, потому что такого охуенного ощущения я не ловил уже давно.
Зато Анечка почему-то цепенеет. Дергается, пытаясь прервать поцелуй.
Ощупывает меня, ведя от головки вниз.
И начинает меня отталкивать.
Выпускаю и удивленно на нее смотрю.
– Нет! – почти истерически взвизгивает она. – Нет!
– Что не так? – поднимаю брови. – Ты же видела сотни херов, как говоришь. У меня как у всех.
Она пытается отступить, но я хватаю ее, заламываю руки за спину и стискиваю запястья одной ладонью. Провожу пальцами по щеке. Глазищи у нее сейчас огромные, как будто увидала Годзиллу у меня в штанах, а не обычный, просто крупнее среднего, член.
Я ж не Вадим. Вот ему реально природа подгадила. Все мужики мечтают о хуе-монстре, как у негров в порнухе, но не подозревают, что за все надо платить. Бедняге не дают даже шлюхи, у которых между ног разъебанные черные дыры. Когда-то он снимался в первом русском порно, но с тех пор индустрия ушла вперед. Просто гигантского баклажана между ног недостаточно. Надо уметь кончать по команде, разыгрывать из себя папочку или сантехника, да и видов секса стало больше. А в рот и жопу его елду еще ни одна не рискнула.
Ему бы за рубеж, в большие студии, где снимают порно для извращенцев, но он не хочет уезжать из России. Так и живет годами без секса. Пару раз ребята делали ему подарочек: находили смелую деваху, растягивали ее сами и потом уже сажали на его кол. Но на второй раз никто не соглашался.
В общем, по сравнению с ним я просто щеночек с пипеткой. Стоит так нервничать?
– Что, у твоих мальчиков были поменьше? – ехидно-ласково интересуюсь я. – Ты, значит, только пиписьки детсадовцев видела в большом количестве?
Она прикусывает губу и молча вырывается, от чего ее грудь под маечкой так соблазнительно трясется, что я не выдерживаю и прикусываю торчащий сосок через ткань. Влажно облизываю его, а потом дую на мокрую майку. Анечка ахает.
– Ты слишком большой, я не могу… – хнычет она, стараясь не смотреть вниз, где мой дорвавшийся до свободы член чувствует ее сладенькое местечко буквально в сантиметрах от себя и рыскает из стороны в сторону как пес-ищейка, надеясь наконец попасть в тесную глубину.
– Так и ты уже большая девочка… – улыбаюсь я и ухватив ее за подбородок, впиваюсь в губы смачным поцелуем. – Такая дерзкая, с таким острым языком. Неужели испугалась?
Я вновь прижимаю ее к столу и тыкаюсь головкой прямо ей между ног, поверх шортиков, как будто и правда собираюсь выебать ее, не обращая внимания на преграду. Гладкая ткань приятно скользит по головке, но хочется обнимающего тепла и тесноты. Зажимаю стоящий член между нашими телами и смотрю в лицо Анечки, на котором паника.
– Пожалуйста, нет, – выдыхает она. – Марк, пожалуйста. Дядя Марк…
О, как мы заговорили. Скоро еще вспомнит, что я ее младенчиком видел.
– Как нет? – издеваюсь я. – Ты мне себя предлагала весь вечер, я наконец согласился. И считаю, что ДА!
То, что она там хнычет, мне уже неинтересно. Меня не вставляют их заплаканные мордочки и крики боли, я не Игнат. Но сопротивление все-таки заводит. И наказание за дерзость в виде вытраханных мозгов малолетки тоже отличная штука. Видит бог, я держался!
Разворачиваю ее спиной и толкаю к столу. Анечка спотыкается и падает на него животом как раз в идеальной позе и на идеальной высоте, мне лишь остается припечатать ее бедрами, вдавливая твердый край в низ живота, прижать ладонью ее голову к поверхности, чтобы не пыталась вывернуться и стянуть блядские шортики с белоснежной задницы.
Сглатываю, охватывая взглядом подрагивающие безупречной формы полушария и не удержавшись кусаю ее за левую ягодицу. Розовый отпечаток моих зубов придает ей особенную красоту.