Только моя
Шрифт:
— Соглашайся на развод, — потребовал он негромко. — Черт бы тебя побрал, отпусти меня на волю!
Она проглотила комок в горле и покачала головой.
Вулф долго смотрел на Джессику. Когда он наконец заговорил, его голос звучал тихо и убийственно холодно, а слова хлестали сильнее, чем пощечины.
— Ты проклянешь тот день, когда обманом завлекла меня в этот брак. Есть вещи и похуже, чем ласки дикаря. И о них ты тоже непременно узнаешь.
7
Скрывая страх, Джессика уголком глаз наблюдала за Вулфом, который глотнул приготовленный
Вулф поковырял вилкой ветчину, проигнорировал бисквиты и стал вылавливать чайной ложкой фрукты из компота. Джессика надеялась, что после еды он будет менее свирепым. Возможно, он после этого выслушает ее объяснения. И будет меньше презирать ее.
Вулф молча ел, ощущая на себе взгляд Джессики. Он ничего не говорил ей. И не смотрел на нее. Так было безопаснее. Иначе он мог сорваться. Просыпаться по утрам в состоянии возбуждения, которое увеличивалось при одном взгляде на Джессику, — могло ли это способствовать смягчению его гнева.
— Еще ветчины? — спросила она мягко
— Нет, спасибо.
Джессику не вводила в заблуждение вежливость Вулфа, поскольку она знала, что вежливость для него естественна как дыхание и сама по себе мало что значит. В Англии его манеры были так же безупречны, как у герцога. Но Вулфу не было свойственно сглаживать свои слова и поступки, как принято в высших кругах. Среди англичан он ни на минуту не забывал, что он чужак. Из традиций он создал себе броню, одновременно используя их для ответных мелких уколов Виконтов дикарь всегда оказывался элегантнее, чем те, кто был рожден для богатства, и дикарями в сравнении с ним выглядели они.
— Вулф, — обратилась к нему Джессика, — вчера вечером я была слишком усталой, взвинченной.
Он резко оборвал ее:
— Вчера вечером вы объяснились предельно ясно, ваша милость. Мои прикосновения приводят вас в ужас.
— Нет, я вовсе не это хотела сказать.
— К черту то, что ты хотела сказать! Важно то, что ты сказала.
— Пожалуйста, выслушай меня, — проговорила она, не собираясь так просто сдаваться.
— Я уже слышал все, что…
— Я никогда раньше не была обнаженной перед мужчиной, — перебила она Вулфа, повысив голос. — Я никогда не касалась обнаженного мужчины, никто никогда не касался меня, и я видела, с каким желанием ты смотрел на меня, и забыла что ты меня никогда не обидишь, и я… — голос Джессики прервался, — я испугалась. Мне показалось, что я загнана в угол, мною овладела паника… Пожалуйста, не сердись на меня. Мне… Вулф, мне приятно касаться тебя и ощущать твои прикосновения… Я испугалась.
— Господи боже мой, — с отвращением произнес Вулф, вставая из-за стола. — Тебе приятно это настолько, что нагнало на тебя панику? Полноте, ваша милость! В вашем распоряжении были многие часы для того, чтобы придумать оправдание… И вот — это все, что вы смогли сказать? Я слышал правду вчера вечером, и мы оба ее знаем.
— Нет, — твердо сказала она. — Это не так.
— Довольно!
Джессика открыла было рот, чтобы продолжить спор, но когда она посмотрела в его ледяные глаза, слова застряли у нее в горле. Надеяться на снисходительность с его стороны в этот момент не приходилось. Не было также ни малейших признаков желания, которое так снедало его вчера вечером. Он смотрел на нее как на нежданную и весьма нежеланную просительницу.
Она опустила глаза, не желая, чтобы он прочел в них боль и страх. Потребуется много времени, чтобы вновь вернуться хотя бы к такому непрочному партнерству, которое сложилось у них за время длительного путешествия. И будет настоящим чудом вернуть те дружеские отношения, которые существовали у них до брака.
— После того как ты вымоешь посуду, — резко бросил Вулф, — погаси огонь. Мы уезжаем.
— Мы едем в Англию?
— Нет, ваша милость. Если я никогда больше не увижу Англию, я умру счастливым человеком.
— Я не знала, что ты так ненавидишь ее.
— Ты многого не знаешь обо мне.
— Я узнаю.
— Женщина никогда по-настоящему не узнает мужчину, пока не станет его любовницей.
— В таком случае я поговорю с твоей герцогиней, — ответила Джессика, не придумав ничего лучше. — Наверняка это кладезь мудрости.
Улыбка сделала лицо Вулфа еще более жестким.
— Вы забываете об одной вещи, ваша милость.
— Какой же?
— В общих чертах половой акт одинаков, независимо от того, кто в нем принимает участие, но вариации бесконечны. Ни один мужчина не ведет себя одинаково с разными женщинами. Ни одна женщина не отвечает одинаково разным мужчинам. В этих различиях как раз и заключен человеческий опыт, а также отражается степень любви.
— Вряд ли можно ждать так много от совокупления.
— Ты рассуждаешь, как настоящая монашенка.
— Я не монашенка.
— Ты больше монашенка, чем жена.
— В браке постель не самое главное, — сказала Джессика примирительно.
— Но не для мужчины.
Джессика вышла из-за стола, едва притронувшись к еде
— Очень сожалею, что наш брак — такое разочарование для тебя.
— Ты не столь сожалеешь, как я, а я сейчас не столь сожалею, как в скором времени будешь сожалеть ты. — Вулф бросил салфетку на стол. — Под моей кроватью два кожаных чемодана. Сложи в них свою одежду. Мы отправляемся через два часа.
— Ты очень облегчишь мою задачу, если скажешь, куда и на какой срок мы едем.
— Мы едем на Великий Водораздел.
Глаза Джессики выразили удивление и облегчение
— Правда? Мы едем охотиться?
— Нет, — ответил Вулф нетерпеливо.
— Тогда зачем же мы едем?
— Проведать лошадей, которых я оставил у Калеба и Виллоу, в особенности кобылу стального окраса И поесть настоящих бисквитов. Виллоу делает лучшие на свете бисквиты.
Джессика постаралась скрыть, насколько ей противно оказаться рядом с женщиной, которую Вулф любил, — с образцовой женой, которая неспособна сделать что-либо плохо.
А Джессика не могла сделать что-либо хорошо
— На какое время? — спросила она сухо.
— Пока ты не научишься делать хорошие бисквиты или не согласишься на развод.
Вулф хлопнул дверью, направившись в конюшню. Джессика подождала, пока не затихли его шаги, и с отвращением посмотрела не немытую посуду.
Часом позже Джессика выплеснула помои за задней лестницей. Она услышала звяканье металла о камень и обнаружила на земле ложку, вовремя не замеченную на дне таза. Вздохнув, она обошла дом, чтобы поднять ее.