Только очень богатые
Шрифт:
– Он уже пил тогда?
С лица Дафне исчезла улыбка.
– Он совсем не пил до женитьбы на Сорче. Но эта… из-за корыстных соображений может споить любого. Чарли был очень мягким человеком и, знаешь, несколько наивным. Он просто не был достаточно опытен, чтобы справляться с такой искушенной тигрицей, как она, и Сорча его намеренно губила. Я до сих пор думаю, может, он шагнул из этого окна сознательно, потому что не мог выносить подобной жизни.
– А как случилось, что ты опять оказалась в их компании после того, как он женился на Сорче? Мне кажется, ей не должны были нравиться воспоминания о его прошлом,
– Ты это говоришь потому, что совсем не знаешь Сорчу, – произнесла она уверенно. – Думаю, она чувствовала, как Чарли относился ко мне, или, может быть, он сам рассказал ей что-нибудь под пьяную руку. Понимаешь, она законченная садистка! Получает удовольствие, когда издевается над людьми, сводит их с ума. Знала ведь, что строжайший кодекс чести, которого придерживается Чарли, не позволил бы ему даже думать о том, чтобы приставать ко мне. И она забавлялась, толкая меня в объятия мужа и наблюдая за его реакцией.
– Полагаю, кража драгоценностей могла стать мелкой местью за смерть Чарли, – проговорил я как бы между прочим. – По крайней мере, это было бы каким-то ответным реальным действием, может быть, принесшим небольшое облегчение тому, кто мстил, переживая за его боль и горе.
– Послушай, почему бы тебе хоть на минуту не заткнуться? – Тон Дафне вдруг стал ледяным. – Если я буду вынуждена слушать и дальше твои возмутительные инсинуации, боюсь, что просто накинусь на тебя!
Я замолчал, и она продолжала вести машину все в том же холодном молчании, наверное, почти в течение целого часа. Мы свернули с главной дороги, и пейзаж стал более оживленным. Стоял великолепный вечер начала лета, и мне все больше нравилась эта поездка по мере того, как городские постройки исчезали из виду и на смену им появлялись узкие сельские просеки, обсаженные высокими деревьями. Машина уже буквально ползла, когда мы выехали на кривую главную улицу деревни.
– Литл-Уидингэм, – провозгласила Дафне, и я неожиданно вздрогнул, услышав ее голос после столь длительного молчания. – Центр нашей деревенской жизни. Говорят, здесь на каждый квадратный фут площади этих домишек рождается больше внебрачных детей, чем в любом другом месте Англии.
– Ты шутишь?
– А может быть, это только так кажется, если послушать местные сплетни, – усмехнулась она.
Проехав еще пару миль и выскочив за деревню, автомобиль свернул с грязной дороги на вполне респектабельную аллею и продолжал двигаться по ней со скоростью не более сорока миль в час.
– А вот и мой величественный дом, – произнесла Дафне как-то легкомысленно. – Так сказать, руины, принадлежавшие моим предкам. Теперь мы находимся на территории поместья Литл-Уидингэм.
Впереди я видел лишь ковер волнистой травы и множество деревьев.
– А какого размера поместье?
– Двести акров. Дом вон там, после следующего подъема.
Роскошная зеленая лужайка размером в акр раскинулась перед элегантным трехэтажным особняком, и лучи вечернего солнца окрашивали обвитый плющом фасад здания мягким золотым сиянием.
– Великолепно! – сказал я. – А сколько лет дому?
– Он построен еще во времена королевы Анны, – произнесла равнодушно Дафне. – Думаю, примерно лет триста назад. Когда
Она остановила машину перед гаражом, который, как мне показалось, мог бы вместить целый флот миниатюрных спортивных автомобилей, и мы вылезли.
– Дворецкий заберет твои вещи, – сказала она. – Приготовься, Дэнни, ко всему этому проклятому ритуалу, когда мы войдем в дом. Экономка миссис Дэнби, семидесятилетняя ревматичка и слепая, как летучая мышь. Ее младшая сестра – повариха и неплохо готовит, но приходится запасаться терпением, так как она не может все делать быстро, как раньше, после того как перенесла операцию. Дворецкий, Эйлинг, молодой человек шестидесяти пяти лет. Прошлым летом я застала его однажды любующимся картиной, написанной маслом неизвестным художником, на которой изображена обнаженная. Она висит над главной лестницей, увидишь сам.
– Звучит забавно, – рискнул заметить я.
– Эйлинг займется тобой, как только мы войдем в дом. – Тон ее стал печален. – Пока я схожу поздороваться с миссис Дэнби и буду ждать минут пятнадцать, пока она не вспомнит, черт побери, кто я такая! Затем вернусь в гостиную, а Эйлинг тем временем приготовит тебе ванну, поднимет наверх твои вещи и распакует их. У тебя будет с ним долгий разговор о том, какой костюм тебе надеть к ужину, затем о ящуре, поразившем местных овец, и о приступах боли в спине, которыми он страдает каждое лето с тех пор, как упал с лошади, когда ему было восемь лет. – Она коротко и невесело рассмеялась. – Если нам повезет, то через час нам принесут выпить перед ужином, не принимая во внимание, что я захочу выпить еще и до того, одна. Ужин будет где-то около полуночи, и к этому времени мы оба с тобою наберемся порядочно – выпьем не менее чем по четверти пинты.
– Очень разумный порядок, – терпеливо улыбнулся я. – Ты все это придумала сама или заимствовала некоторые остроты из телевизионных комиксов?
– Я просто пыталась предостеречь гостя от неосторожных действий, – пожала плечами Дафне, – но бедный чудак не хочет прислушиваться!
Примерно через полтора часа я на цыпочках спустился по величественной лестнице в главный холл и начал осматривать одну за другой гостиные. Дафне я обнаружил с третьей попытки. В белом платье джерси в греческом стиле на узеньких бретельках, с глубоким вырезом, щедро открывавшим ее великолепную грудь, в мини-юбке, демонстрирующей голые ноги до максимально возможной высоты, она поглощала один за другим приготовленные мартини.
– Полагаю, теперь ты – Елена Троянская?
– А сколько острот почерпнул из телевизионных комиксов детектив Бойд? – ласково спросила она.
– Ты права, – смиренно ответил я.
– Ну как в этом году обстоят дела с ящуром? – Она проглотила подряд три мартини и протянула четвертый бокал мне. – Плохи дела?
– Средне, – передернуло меня. – До настоящего времени я и не знал, что овцы подвержены этой болезни.
– Подожди-подожди, Эйлинг еще перейдет к свиньям! – садистски угрожающе улыбнулась она. – Ты должен помнить, что овец лечат, чтобы защитить тебя.