Только Пожелай
Шрифт:
В отличие от нас, которые обретают свою форму только если попробуют воды из реки, и второго точно такого же существа может и не быть в природе.
– Значит так, послушай… Видимо, ты из мира Андрея, вот только я не знаю, о каких драконах ты говоришь. Насколько мне помнится, никаким драконом я не являюсь, да и для завершения формы мне нужна река. Если честно, я и сама не знаю, кто я и в кого там могу превращаться, но это не дракон точно.
– Подожди, ты уверена в этом?
– Абсолютно!
– Могу я провести небольшой ритуал? Я освобожу твою сущность. Кстати в истинной форме ты наверняка поймешь, где она есть.
– Что ещё за
– Нет, он временно проявляет скрытое от глаз, с Лерой сработало.
– Так всё-таки ты виноват во всем, да?
– Косвенно, на неё по-другому повлиял ритуал. Сейчас я надеюсь, что не буду ловить двух бесконтрольных драконов по городу.
– Приступай, мне нужно найти сестру.
Маркус повторил ритуал, проведённый с Лерой, только уже на Амине: призвал абсолютную темноту, гипнотизировал глазами и читал заклятье, что в переводе означало «Скрытое от глаз, и зло в добре и добро во зле, сейчас дано узнать, с чего необходимо начинать, пролей ты свет туда, где капала вода, тот жизненный ручей, сними печать скорей».
Амина уснула и начала перевоплощаться. Девушка, конечно, перевоплотилась, но тоже не так, как надо. «Да что с этими сёстрами не так?», – подумал Маркус, увидев, что девушка моргает как голограмма, постоянно меняясь из одной формы в другую. Он догадался, в чем примерно дело, и вскрылась ещё пара деталей...
– Амина, очнись.
– В чём дело? Я не чувствую ничего.
– У меня есть для тебя новость, даже две. Одна то, что ритуал снова сработал не так, как ожидалось, и твоей сущности я не знаю. Та, что у тебя есть - она не твоя, скорее позаимствованная у нимфы.
Вот вторая новость тебе точно не понравится! На тебе - любовный мор и печать некроманта. Второе остаточное, видно руку Илибрии, она постаралась на славу, избавляя тебя от тьмы.
Вот с первым беда, наложено было одно заклятие, только его кто-то подправил.
Изначальное наложил Аргей, называется "Любовный туман", действует оно временно и всего-навсего позволяет слегка манипулировать тем, на кого наложено.
Тот, кто тебе подправил его – тёмный и злой маг, такая магия доведёт до могилы тебя и того, кого ты любишь. Я сниму с тебя оба заклятья и устраню последствия, не волнуйся. Волноваться, думаю, стоит о другом - кто его успел наложить? Я практически всё время за тобой следил и не видел могущественных тёмных поблизости.
– Всё это очень интересно, только есть маленькая загвоздка – я никого не люблю!
– Это временно, поверь... Начинается всё с того, что ты станешь думать об объекте привязанности постоянно. Чувство будет похоже на голод; ты голодна, а поесть не можешь.
Внезапно на смену голоду придёт раздражительность и желание постоянно находиться рядом, начнется маниакальное наваждение, хотя более подходящий термин скорее - ужасающая потребность, как в воздухе.
Третья и последняя часть - мысль о смерти вместе, что вокруг слишком много людей, а вам нужно быть только вдвоём. Большего жертвы заклятья не рассказывали - либо умирали, либо «мор» снимали с них к тому времени, так что бери во внимание. Для тебя процесс протекает естественно, скорее всего. Сейчас подумав, я понимаю, что первую стадию я уже наблюдал у тебя, так что ошибки здесь нет. Вы когда сидели в ресторане, ты всё время смотрела на телефон: стучала пальцами по столу, ступней настукивала ритмично по полу, закинув ногу на ногу, просто чертила
Проанализировав как следует ситуацию, Амина вынуждена была согласиться с ним.
– Только давай в первую очередь найдем мою сестру. Со всем остальным мы позже разберёмся.
– Конечно, я за этим и пришел. Мне нужна какая-нибудь из её личных вещей, желательно к которой она испытывает привязанность.
– Я поняла, сейчас, – сказала девушка и достала из красивой коробки обычную на вид чашку. – Эта чашка очень особенная, с ней связана очень болезненная история для Леры.
Пока Маркус делал необходимые приготовления, Амина поведала ему историю этой чашки:
– Как-то мы были в Париже на выставке в Лувре. Мы были очень впечатлены увиденным, а так же поняли, что даже если мимолетно взглянуть на каждый выставленный предмет искусства, то мы там останемся на полгода, не меньше. В связи с этим решили задержаться хотя бы на неделю ещё во Франции. Да и быть в Париже и не посетить главные достопримечательности – это однозначно преступление.
Была зима, мы решили подняться на Эйфелеву башню, как только стемнеет и включится подсветка. Несмотря на зимнее время, очередь была просто огромной, мы стояли несколько часов в ожидании. В общем, было не холодно, температура была даже плюсовая, но из-за долгого ожидания мы продрогли.
Поднявшись, мы обсуждали коллекцию украшений из Лувра, и Лера вскользь упомянула о том, что замёрзла. Сразу же к ней подошел парень и протянул вот эту чашку, наполненную горячим кофе. Услышав русскую речь, хоть в то время она и была с акцентом, он нам сказал: «Я не могу оставаться в стороне, когда мои соотечественники, и тем более такие привлекательные девушки, замёрзли», – и протянул нам чашки с горячим напитком. Как он её пронес, мы не знали, это казалось таким волшебным. Все дело в том, что на башню не пускают с напитками, даже проверяют сумки тщательно. Леру жест такой очень покорил, поэтому они познакомились ближе. Как итог - Лера меня бросила, и они провели оставшееся время вместе. Я-то и не против была, по сути, вот только позже выяснилось, что парень был смертельно болен и в Париж приехал, чтобы выполнить последние свои желания из списка.
Вместе они провели всего пять дней в этом романтичном городе – практически без сна, но всё же обошли всё, что могли, и даже побывали в Диснейленде в пригороде Парижа. Ему нужно было возвращаться домой, а повторно они так и не смогли больше встретиться.
Он умер через неделю после возвращения, боль Леры можно только представить. Она поехала к нему, а попала на похороны. Насколько я понимаю, он до сих пор у неё в сердце. Его мама отдала ей дневники, список желаний и эту чашку.
Чашку она достаёт периодически и смотрит на неё часами. Остальные же вещи так и не решилась разобрать.
Только ближе к годовщине смерти закрывается у себя и плачет. В такие времена мы с ней уезжаем ненадолго куда-нибудь, и там экстримом она перекрывает боль, скопившуюся в душе. С виду ничего по ней не скажешь, да и состояние своё она не показывает никому. Я уверена, что рана эта, всё так же болит.
– Я закончил, можно приступать к её поиску, – сказал Маркус, сам внутри обдумывая сказанное Аминой.