Только свои
Шрифт:
– Когда приедем, я хотел бы с тобой поговорить, – сказал отец. – Давай погуляем вокруг дома. Там очень красиво. Но ездить туда вдвоем неинтересно, дом слишком большой. Я думаю как-нибудь провести там уикенд с сотрудниками посольства. Они смогут взять с собой детей, им будет интересно. В этом старинном доме, наверное, есть привидения и домовые.
Если бы он только знал, какой пророческой окажется его шутка! Мы проехали Дартфорд, Грейвезенд и у Хайем-Ампшира свернули на Честер-Сити. Повсюду были редкие кустарники и болотистая местность. Рахима кривила губы, ей явно не нравилась сама идея нашей поездки. Когда мы свернули с трассы, дорога стала гораздо хуже. Обычная проселочная дорога, несмотря на близость Лондона. Очевидно, в эти глухие места цивилизация приходила с некоторым трудом. Мы проехали по этой дороге еще минут двадцать, пока впереди на холме не показался большой трехэтажный дом. С виду он напоминал традиционное английское родовое поместье или строение внутри средневекового замка. Примерно в двух километрах от него виднелись крыши какой-то фермы.
Глядя в окно, я пытался представить, какой город здесь был полторы тысячи лет назад. Может, во времена римского владычества? Или они тогда уже ушли отсюда? В любом случае на этих холмах лежала печать времени. Правда, остатков разрушенного замка я нигде не заметил, но это и неудивительно, если вспомнить, что потом в этих местах побывали саксы, викинги, норманны. И вообще, сколько завоевателей прошли мимо этого городка! Ведь он находился всего в нескольких километрах от устья Темзы, по которой можно было легко добраться до Лондона.
Джип легко взобрался на холм и остановился на площадке перед домом. Мы вылезли из машины. Должен сказать, этот дом сразу мне внушил уважение. И своим внешним видом, и самим расположением он как бы служил олицетворением старой Англии. Во всем просматривалась монументальность. Англичане ведь помешаны на своей старине. И чем старше дом, тем дороже он стоит. Причем их представление о сантехнике тоже очень своеобразное. В ванне нельзя помыться, ее нужно принимать, наполняя до краев, для чего существуют два крана с горячей и холодной водой. При этом краны устанавливают так близко к стене, что под ними нельзя помыть даже руки. Так же устроены и умывальники: нужно открывать сразу два крана, наполнить раковину, а уж из нее умываться. И соответственно, туда же плевать.
Сколько лет приезжаю в Англию, столько же поражаюсь этой их дикой традиции мыться из раковины. Я понимаю, таким способом достигается большая экономия воды, но не таким же негигиеничным способом? И это называется самая цивилизованная страна в мире! Я уж не говорю об их биде в туалетах. Нельзя без отвращения вспоминать, как ими пользуются англичане в отличие от всех остальных европейцев. Опять же, понимаю, такая у них традиция, но не до такой же степени! Кстати, поэтому же я никогда не купаюсь в бассейнах английских отелей, даже самых лучших. Я с ужасом подумал, что если и в этом доме установлена английская сантехника, то на Рождество меня ждет очередной скандал.
У дома нас встретили двое – кухарка, пожилая женщина лет шестидесяти, и ее муж, очевидно, садовник. У него было широкое, немного красноватое лицо. Позже я узнал, что он не только садовник, но и фермер, владелец той самой фермы, крыши которой виднелись неподалеку. Эти люди обычно принимают гостей, а затем покидают дом. Мужчина помог водителю поднять наши вещи в спальные комнаты. На втором и третьем этажах находились по три спальни. Самые большие располагались в правой стороне здания. Это были комнаты метров по сорок или сорок пять, что для английского дома не так уж характерно. Наверное, раньше здесь были комнатки поменьше, но затем их перепланировали. Мы заняли самую большую, самую просторную спальню на третьем этаже. По-моему, Рахима специально выбрала ее, чтобы не оказаться на одном этаже с моими родителями. Зато они поселились прямо под нами точно в такой же большой комнате. И между прочим, они приехали с одной небольшой сумкой на двоих.
Рахима, войдя в комнату, сразу же отправилась в ванную. Тут у каждой спальни была своя ванная и туалет. Я поторопился заглянуть туда вместе с ней. Слава богу, там оказался настоящий европейский туалет и ванная с душем. Рахима даже улыбнулась. Судя по всему, ей понравилось в этом старинном доме. Все ее предки, известные мне, были чабанами и пастухами, но она ценит аристократизм и любит подобные места, где существует европейский комфорт. Пока она распаковывала чемоданы и принимала душ, я отправился к отцу. Мы с ним спустились на первый этаж, где находились просторная гостиная человек на двадцать, небольшой кабинет и столовая с кухней. Затем вышли в сад за домом. Мне начинал нравиться и этот дом, и вековой сад при нем. На кухне уже хозяйничала кухарка, а ее муж и наш водитель отправились в супермаркет, чтобы привезти воду, фрукты и сладости. Список продуктов им вручила моя мать. А нужно отметить, что ближайший супермаркет находился от нас в двадцати километрах.
Отец долго молчал, словно решая, как лучше начать разговор. Я терпеливо ждал, понимая, что он позвал меня сюда не для того, чтобы любоваться видом ухоженных растений в старом саду.
– На той ферме рядом с домом раньше содержали собак, – сообщил отец, – тогда это была псарня. Мне рассказывали, что двести лет назад здесь охотились на лис. Между прочим, это любимая забава английских аристократов до сих пор, хотя в последние годы правительство пытается запретить такую охоту. – Шагая по старому саду, он словно разговаривал сам с собой.
Однако я не сомневался, что вскоре перейдет к главной теме.
– Ты слышал про приватизацию в Северогорске? – наконец спросил отец.
– Вчера вы говорили об этом за ужином, – вспомнил я.
– Это очень интересный объект в России, – тихо поведал мне отец. – Если мои сведения верны, то скоро его акции будут стоить миллионы долларов. Они собираются заявить о себе на нью-йоркской товарной бирже.
– Возможно, – согласился я, не понимая, почему его и меня это должно интересовать.
– Мы участвовали в первом аукционе, состоявшемся два года назад, – вдруг сказал отец, – и получили тогда около пяти процентов акций. Если сумеем взять еще столько же, то, возможно, я войду в совет директоров компании. И тогда оставлю мою работу в Лондоне.
– Ты хочешь оставить дипломатическую службу? – Я не мог скрыть своего изумления.
– Конечно, – кивнул он. – Вчера я не стал тебе говорить, но среди моих знакомых и друзей не иметь миллиона долларов считается уже неприличным. Это как необходимый уровень для выживания. Но должен тебе признаться, что у меня пока нет свободного миллиона, и меня это очень беспокоит. В моем возрасте пора подумать об обеспеченной старости.
– Пять процентов акций, – повторил я. – Если они выйдут на нью-йоркский рынок, то акции будут стоить…
– Пять миллионов долларов, – закончил за меня отец. – Но их у меня пока нет. И акций тоже нет.
– Как это нет? Ты же сказал, что они у тебя есть?
– Они есть у нашей компании, которую мы основали примерно два года назад, – пояснил отец. – Но деньги тогда дал Салим Мухтаров. Формально акции принадлежат моей компании. Они не именные акции, а на предъявителя. И хотя компания моя, он всегда может забрать эти акции в залог долга. Если я не смогу внести пятьсот тысяч евро за эти акции, они вообще могут остаться у Мухтарова. А он знает их реальную цену. И знает, что у меня нет свободных пятисот тысяч евро. Или шестисот пятидесяти тысяч долларов по нынешнему курсу. Мы тогда глупо считали доллар более стабильной валютой, а оказалось, что за последние несколько лет евро вырос почти на пятьдесят процентов.