Только твоя
Шрифт:
– Нет, – и помолчав, добавляет: – Лично я сам – нет.
Давлю вопросительным взглядом. И Игнат ломается.
– Белый ему однажды навалял. Давно еще, до нашего отъезда.
– Белый? Мой отмороженный сосед?! – и тут до меня доходит. Неясная прежде картинка становится такой прозрачной. – То есть тогда, три года назад, когда на Дамиана напали ночью с ножом недалеко от моего дома, это было твоих рук дело? Ты что, заплатил тому гопнику?
– Совсем немного. Белому рожа этого упыря тоже не нравилась. Бесило, что он крутился в вашем районе, поэтому подвязался с большим энтузиазмом.
– Господи, ты что, ненормальный?! – взрываясь, подскакиваю с места. – Он же на него с ножом напал! Он мог его убить!
– Но не убил же!
– Но мог! И когда напали на отчима, это тоже был не ты, а Белый?
Игнат тушуется, и я понимаю, что что-то тут нечисто.
– Отвечай!
– Нет, не Белый. И не я, – признается он, и я в прямом смысле выпадаю в осадок.
Тогда он с гордостью рассказывал, что лично навалял моему отчиму. Решил проучить старого тирана за все, что тот мне сделал. Подождал, когда выйдет с работы и избил. Я была ему благодарна! Думала, как сильно он меня любит, раз пошел на такое!
А это, выходит, был не он…
– Кто тогда избил Бориса? Ты знаешь?
– Не имею понятия.
– А я теперь, кажется, имею.
Какой я была дурой! Это же был Дамиан. Дамиан побил отчима, когда тот дал мне пощечину!
Тогда, вечером, когда он пришел ко мне, то прихрамывал и на костяшках пальцев были ссадины… Я рассказывала ему, какой Игнат молодец, заступился за меня, а он знал правду и молчал. Молчал, что это сделал он!
А Инат наоборот, без зазрения совести взял на себя заслугу другого.
И такая охватывает ярость!
– Зачем ты мне соврал? Зачем сказал, что это сделал ты?!
– А ты не понимаешь? – огрызается. – По-моему, очевидно – хотел, чтобы ты посмотрела на меня другими глазами. Что не только твой драгоценный Дамиан готов ради тебя на все.
– И после этого ты будешь говорить мне о невозможной любви? – усмешка выходит злой. – Думаешь, после всего этого я хоть раз поверю твоим словам?
– Я боролся за тебя как умел.
– Ты не за меня боролся, а за право быть в чем-то лучшим. Первым. Но не получилось. Обидно, да?
И тут Игнат замахивается на меня. Замахивается впервые в жизни.
Я вижу взлет его ладони, и практически ощущаю уже знакомые когда-то звон в ушах, унижение и боль. Сейчас, всего мгновение и… но в эту секунду открывается дверь.
– Простите, я долго буду еще ждать? Боне скоро пора ужинать, – рыжая голова Марии Ивановны торчит в проеме. – Тот приятный молодой человек, который ушел, сказал, что меня вызовут. Я могу уже войти?
– Конечно… конечно, проходите, – поправляю воротник халата и опускаюсь обратно на свое место. – Простите за долгое ожидание.
На Ината не смотрю. Мне все равно, раскаивается ли он за то, что едва не совершил или ему безразлично. Он хотел ударить меня. И в этот момент так сильно был похож на моего покойного отчима…
Парадокс – когда-то я хотела сбежать от тирана к Игнату, не распознав в нем, возможно, еще большее чудовище.
Ужинаем мы в абсолютной тишине, которую нарушает лишь звон приборов о тарелки и привычные звуки улицы из раскрытого окна. Спортивный канал не работает, а такое случается редко. Чего не скажешь об уже привычном между нами тотальном напряжении.
– Я бы не сделал этого, ты же знаешь, – кается Игнат, и в эту минуту он выглядит как будто бы действительно провинившимся. – Просто ты спровоцировала меня, я вспылил. Ты же не будешь отрицать, что сама подлила масла в огонь этим своим "не первым"?
Не буду, перегнула. Я это осознаю. Но не считаю данный факт моментом, который может оправдать то, что он едва не совершил.
Он как никто знает мое отношение к рукоприкладству, я проходила через это с отчимом! Он бил меня, Игнат это знал и говорил, что презирает подобное. Что это недостойные поступок слабого мужчины. А сам...
– Так и будешь молчать?
– Боюсь, если я озвучу то, о чем думаю, тебе не понравится.
– Только пожалуйста – не драматизируй, ничего ужасного не произошло.
– Действительно. Я всего лишь узнала о том, что муж врал мне все эти годы. Что его смелость всего лишь бравада. Что он просто взял и приписал себе достойный поступок другого.
– Достойный? По-твоему бить кого-то по морде – это достойно?
– Достойнее, чем врать, – отбрасываю вилку и рывком отодвигаю стул. – Я все. Аппетита нет.
– Сбегаешь? – кричит мне в спину. – Так и не признаешься, что же он сказал тебе напоследок?
Через какое-то время Игнат поднимается тоже, и я демонстративно ухожу в другую комнату. А там, выйдя на балкон, прокручиваю случившееся в клинике. И думаю я совсем не об Игнате и его выпаде. Не о его наглой лжи.
Дамиан. Пришел… И он точно знал, что меня не было вчера у ротонды, значит, приезжал туда и ждал.
Я хочу его увидеть, хочу расставить все точки и получить ответы на мучившие годами вопросы, но мне страшно идти туда. Страшно, но так невыносимо хочется.
"В десять" – как он это произнес, его голос, взгляд, до сих пор крутятся в мыслях.
В десять.
Смотрю на часы – двадцать один тридцать. До пляжа не более пятнадцати минут…
Не ходи туда! Не надо! – кричит здравый смысл. – Этим ты можешь сделать себе только хуже! Но сердце… Порывы этого предательского органа в очередной раз хотят завести меня в такие эмоциональные дебри.
Иди к нему! Ты должна! Должна уже завершить этот чертов гештальт и закрыть дверь в прошлое. Без этого невозможно построить нормальное будущее. Ты же знаешь. Иди!