Только ты
Шрифт:
После этого я услышал, как дверь в ее квартиру открылась и закрылась. Я выпрямился, пытаясь придумать какую-нибудь причину, чтобы пойти туда, и увидеть ее. Конкретную причину, а не эмоциональную. Мои глаза просканировали комнату, но ничего не бросилось мне в глаза. Мгновение спустя Пейсли, дремавшая в качелях, проснулась, и начала плакать. Когда я был на кухне и готовил ей бутылочку, меня осенило.
Ее пластиковые контейнеры, в которых она принесла спагетти и фрикадельки!
Я
Покормив Пейсли, я положил ее в слинг, собрал контейнеры и пошел через холл. Постучал в дверь, мой желудок подрагивал, словно я был подростком, собирающимся на первое свидание. Быстро провел рукой по волосам и проверил дыхание. Я был почти уверен, что принял душ и почистил зубы сегодня, но точно не сделал ничего лишнего.
Подходит ли моя одежда? Нет ли пятен на рубашке? Да, нет, да. Черт.
Я нервничал. Услышал шаги в ее квартире, и моя грудь сжалась. Но, когда она открыла дверь, я вел себя спокойно.
Ну, настолько спокойно, насколько это возможно, когда парень носит ребенка на груди и несет кучу контейнеров.
— Привет, — сказал я непринужденно. — Я принес твои контейнеры.
— О. Спасибо, — выражение ее лица было пустым, по крайней мере, пока она смотрела на меня. Когда ее взгляд упал на Пейсли, она улыбнулась. — Привет, орешек. У тебя все хорошо?
Я не мог видеть лицо Пейсли, но она не плакала, а пинала ножками и шевелила ручками, как будто была рада видеть Эмми. Я тоже был рад, но не подавал виду.
— У нас все хорошо, — ответил я, как будто она спросила, как дела у нас обоих. — А как ты?
Она выпрямилась, и снова сделала пустое выражение лица.
— Нормально. Только что вернулась домой с работы.
Я кивнул, рассматривая ее черную блузку, юбку-карандаш и туфли на каблуках. Ее изгибы выглядели восхитительно — грудь, бедра, икры.
— Хорошо выглядишь.
— Спасибо. Хочешь, я возьму это?
Она потянулась к контейнерам в моих руках, но я не хотел отдавать их ей, потому что тогда она могла бы развернуться, и уйти с ними в квартиру, а я был бы вынужден вернуться домой, и провести еще один вечер в одиночестве.
— Я занесу их, — предложил я и, не получив приглашения, как бы боком прошел мимо нее в ее квартиру. — Мне поставить их на кухне?
Она тяжело вздохнула и закрыла дверь.
— Да.
Я поставил их на стойку и заметил, что она только что открыла бутылку «Абелярд Пино Нуар». Один пустой бокал стоял рядом с бутылкой.
— Винодельня твоей кузины, верно? Они делают отличные вина. Ты когда-нибудь пробовала их «Рислинг»?
— Нет, — она медленно подошла ко мне, скрестив руки на груди. — Я не очень люблю «Рислинг».
Я кивнул. Последовавшее за этим молчание было неловким. Извинения, которые я должен был ей принести, застряли у меня в горле, я не мог придумать, что еще сказать, а она, похоже, не была склонна спасать меня. Мог ли я винить ее?
Но мгновение спустя она вошла на кухню и поставила еще один бокал.
— Хочешь немного? — в ее голосе не было ни капли энтузиазма.
Это было довольно неубедительное приглашение, но я его принял.
— Да. Спасибо.
Она налила вина для нас обоих и передала один бокал мне. Затем, ничего не сказав, прислонилась спиной к стойке, и долго пила из своего бокала. Я пытался придумать, что сказать, когда она заговорила.
— В понедельник я виделась со своей кузиной, и она предложила мне работу на севере.
— Ты собираешься согласиться?
— Я еще не решила.
В моем животе сразу же образовалась яма. Я не хотел, чтобы она устраивалась на работу в другом месте, но не мог этого сказать.
— Тебе стоит. Это отличный округ.
— Да.
По выражению ее лица я понял, что она обижена.
Боже, какой же я мудак.
Я пришел сюда, потому что мне не хватало ее смеха, а все, что я делал, это делал ее несчастной. Я попытался снова.
— В последний раз, когда мы пили вино на твоей кухне, у тебя на столе лежал жареный кролик.
Она кивнула.
— И еще улыбка на твоем лице.
— Извини. Наверное, день был долгим, — она скрестила ноги у лодыжек и провела одной рукой по животу. Послание было ясным.
Черт. Она жесткая.
Я поставил свой бокал с вином, не отпив из него.
— Эмми, перестань.
— Что?
— Перестань пытаться отделаться от меня.
У нее отвисла челюсть.
— Я пытаюсь отделаться от тебя?
— Да. Это очевидно.
Затем она рассмеялась, но это был не тот смех, которого я ждал.
— Хорошая шутка, Нейт, ведь это ты вел себя, как совершенно незнакомый человек, в понедельник утром.
— Я не вел себя как незнакомец, — защищаясь, сказал я, хотя прекрасно понимал, что она имеет в виду. — Я вел себя, как друг, кем мы и являемся.
Она закатила глаза.
— Ладно, неважно. Если ты хочешь притвориться, что между нами ничего не было, валяй. Но у нас был разговор об этом, и…
— Во время которого ты сказала, что будешь терпелива со мной, — перебил я.
— И во время которого ты сказал, что будешь открытым и честным со мной.
— Я сказал, что попытаюсь, — отстреливался я. — Говорил же тебе, что плох в этом. У меня не получается.
Она оторвалась от стойки и выпрямилась.
— Это чушь, Нейт. Ты плох в этом не потому, что не получается. Ты плох в этом, потому что не позволяешь себе быть хорошим. Потому что не хочешь, чтобы кто-то нуждался в тебе.