Только в моих объятиях
Шрифт:
— А разве не так? — спросила она.
— По-моему, нас двое в этой пещере, — иронически ответил Райдер. — Это могло быть связано и со мной. Вам никогда не приходилось сердиться самой на себя?
— Ну, приходилось, конечно, но…
— Довольно. — Для пущей убедительности он прижал палец к ее губам. — Давайте спать.
— Мне не спится, — выпалила Мэри, как только он убрал палец.
— Вам не спится — или вы не собираетесь спать?
— По-моему, я выразилась достаточно ясно, — сердито выпалила она. — Я не могу заснуть — так же как и вы. — Правда, она не сказала, почему именно, а просто повернулась на другой бок и,
— Мэри. — В его тоне послышалось предостережение.
— Все в порядке, — ответила она. — Вот теперь мы оба уснем.
Пятнадцатью минутами позже, когда она уже дышала глубоко и ровно, Райдер подумал, что его пленница оказалась права лишь наполовину.
— Что это значит? Вы не желаете его носить? — удивился Райдер. Он только что подал Мэри монашеское платье, но девушка упрямо оттолкнула его от себя подальше.
— Именно, — безапелляционно заявила она.
— Ну, вы же не сможете весь день проходить, завернувшись в одеяло. — По его подсчетам, Мэри уже в четвертый раз поправляла узел у себя на груди, и тот снова грозил распуститься. Они проснулись примерно с час назад. Один неверный шаг — и одеяло может свалиться с ее плеч.
— Это почему же? — язвительно поинтересовалась Мэри. — Ведь вас вполне устраивало одеяло на мне во время сна.
— Это было предпринято для того, чтобы не дать вам Ускользнуть отсюда, пока я сплю.
— Возможно, поначалу вы действительно хотели только этого, однако я не думаю, что сейчас все осталось по-прежнему.
— То есть?
— То есть я полагаю, что вам действительно хочется, чтобы я оставалась раздетой.
Райдер ошеломленно уставился на нее. Эти дерзкие слова странным образом противоречили румянцу, залившему ее щеки.
— Но ведь я только что пытался вернуть вам одежду, — пробормотал он, — и ваш довод…
Мэри топнула ногой. При этом она задела подол импровизированного одеяния, которое сползло еще ниже. Она попыталась подхватить его, прежде чем полностью обнажатся ее груди, но не успела. Покраснев еще больше, она отважно выпалила:
— Мне надоели ваши издевательства, Райдер Маккей!
Присев на край сундука и все еще держа в руках ее одежду, он с любопытством посмотрел на Мэри, склонив голову на бок.
— Может быть, вам следует изъясниться более связно? По-моему, никто и не думал над вами издеваться.
Эта хладнокровная отповедь несколько поумерила ее боевой пыл. Может, этот мужчина и вправду такой непробиваемый стоик, каким хочет казаться? Или он просто блефует? Между прочим, благодаря умению сохранять безмятежность на лице Мэри Френсис считалась в их семье лучшим игроком в покер. И вот теперь, следя за Райдером, она пришла к выводу, что встретила достойного соперника.
— Возможно, я не совсем точно выразилась, — медленно проговорила она. — Наверное, вместо «издевательства» мне следовало сказать «некоторые неудобства». Но разве я не права, возмущаясь тем, что мне одной приходится мириться с некоторыми неудобствами?
— Не то чтобы вы были совершенно правы, — растерянно пробормотал Райдер, — хотя в определенных…
— Я говорю вовсе не об этом, — перебила Мэри, которой стало ясно, что он неверно ее понял. — Я говорю, что спала рядом с вами, и вы обнимали меня, и ваши губы касались моего затылка, и…
— Мэри! —
— Но вы не придавали этому всему значения, хотя это не могло не подействовать на меня! — Она кивнула на платье и спросила:
— Уж не думаете ли вы, что вот это делает меня существом без пола, каким-то чудом лишив женских чувств и желаний? Уж не вообразили ли вы, что можете прикасаться ко мне, не вызывая ответного чувства в моем теле и мыслях? — Мэри видела, что целиком приковала к себе его внимание. — Эх вы! — с презрением фыркнула она. — Прячетесь теперь за эти тряпки, думая, что вам ничего не грозит, потому что я ни на что не отвечу, что можете вполне безнаказанно подвергать меня этой пытке! Ну так вот, больше я не собираюсь облегчать вашу участь. И никогда больше не надену это монашеское одеяние.
Райдер перевел растерянный взгляд с лица девушки на черное платье. Он был поражен последними словами Мэри и той смесью злорадства и облегчения, которая прозвучала в ее голосе. Он выпрямился и снова протянул ей одежду.
— Прошлой ночью не я, а вы настояли на моих объятиях. — напомнил он. — Оденьтесь. Я не хочу, чтобы вы из-за меня нарушили свои обеты.
— Вы слишком высоко себя цените, — отчеканила Мэри. Да что он мог знать про ее обеты и тем более про нее саму! Она схватила платье и отшвырнула прочь. — Вы никогда не смогли бы значить для меня так много. И вы приворожили вовсе не мое сердце! — Она вызывающе вздернула голову, сверкая изумрудными глазами. Вряд ли можно было выразиться более определенно!
Райдер с силой потер переносицу, стараясь подавить подступающую головную боль и сосредоточиться на предмете их спора. Кажется, она оттолкнула одежду и сказала, что не станет ее больше носить. Ну почему бы ему не ответить «как вам угодно» или что-нибудь в том же духе? Почему он позволил втянуть себя в этот спор?
Райдеру стоило лишь открыть глаза, чтобы получить ответ на свой вопрос — ответ, который заключался в нежной округлости обнаженных плеч, в стройной ножке, приоткрывшейся среди складок одеяла, в огромных сияющих зеленых глазах. Монашеское одеяние служило ей защитой. Мэри не ошибалась: это была защита от Райдера, это была защита от себя самой.
— Зачем вы все это сказали? — чуть слышно прошептал он.
Пушистая прядь медно-рыжих волос упала на щеку. Мэри нетерпеливо откинула ее и сказала:
— Потому что вы больше не можете доверять мне быть рассудительной за нас обоих. — Она снова поддернула одеяло, попыталась подвязать его понадежнее и продолжила:
— Я считала своим долгом поставить вас об этом в известности.
— Насколько я помню, я не просил вас быть рассудительной вместо себя.
— Верно. — И она кивнула в сторону отброшенной одежды. — Вы ожидали, что это случится само собой. Но не случилось. По крайней мере отныне…
— Что вы хотите этим сказать? — недоуменно перебил ее Райдер.
Мэри гордо подняла головку и смело ответила на его взгляд. Правда, сердце ее стало биться вдвое сильнее — против воли.
— Я покинула монастырь еще в сентябре, — заявила она. — И больше я не монахиня. Вот уже несколько месяцев.
На несколько минут Райдер утратил дар речи. На его языке так и вертелось слово «лгунья», однако ему не нравился его вкус. Кроме того, все яснее становилось, что подобная ложь вряд ли пошла бы Мэри на пользу — скорее наоборот.