Только вперед
Шрифт:
Он задумался и вдруг с улыбкой сказал:
— А бассейн не уплывет!
Леня удивленно вспомнил, что эту же фразу он уже слышал сегодня в комитете комсомола от Виктора Корякина. Сговорились они все, что ли?
— Значит, решили, — сказал Галузин, — до окончания школы ты в бассейн — ни ногой!
Кочетов молчал. Замолчал и Галузин.
— Ну, а после школы куда? — наконец спросил Иван Сергеевич.
— Сам еще точно не знаю, — смутился Леня. — Думаю, в институт физкультуры…
— Взвесь все хорошенько, Леня, — сказал Галузин. — Меня, откровенно скажу, радует твой выбор. Но те, кто думают, что в институте Лесгафта учиться легче, чем в других институтах, — жестоко ошибаются. В труде создается спортсмен. «Километры делают чемпиона!» — повторил Галузин любимую свою поговорку. И какой это напряженный, тяжелый, упорный труд! Спортсмен тренирует не только мускулы, но в первую очередь волю, упорство, воспитывает в себе непреклонное стремление к победе.
Этот труд скрыт от зрителей, и многие из сидящих на трибунах часто и не догадываются о нем. Метнул кто-то копье дальше всех… «Ну и что? Значит, у него мышцы крепче, чем у других! Вот и все!» — так думают некоторые зрители.
Я тебе когда-нибудь расскажу подробно об одной копьеметательнице… — тут Галузин назвал фамилию известной советской спортсменки. — Девять лет она тренировалась, чтобы побить мировой рекорд немки Мейерберг. Девять лет, изо дня в день. Не денег, не личной славы добивалась спортсменка. Она страстно хотела, чтобы этот рекорд принадлежал нашей Родине.
Возле ее дома когда-то рос старый жилистый дуб. Его давным-давно спилили, остался могучий, в три обхвата, пень. Каждое утро подходила спортсменка к этому крепкому как камень пню и тупым топором рубила его. Пень дуба-великана она, конечно, так и не срубила, но мускулы рук у нее стали сильнее. Она читала книги по физиологии, изучала строение человеческого тела, изобретала сотни новых приемов — изменяла темп разбега, положение ног при броске, по-разному держала копье.
Она выжимала штангу, толкала ядро, прыгала и бегала — каждый день, девять лет! И все-таки добилась своего: послала копье за пятьдесят метров и установила мировой рекорд!
Галузин помолчал, будто вспоминая что-то:
— Я мог бы рассказать тебе еще — о непобедимом борце Иване Поддубном. До глубокой старости, copoк лет подряд выступал он во всех странах мира и неизменно укладывал на обе лопатки всех своих противников: американцев и англичан, французов и итальянцев, египтян и шведов. О себе он говорил: «Я родился не богатырем, а обыкновенным деревенским парнем». Он всю жизнь тренировался и поэтому стал силачом. Недаром Поддубный любил повторять: «Хочешь быть сильным — трудись, работай, упражняйся».
Леня внимательно слушал Ивана Сергеевича.
— Подумай еще раз хорошенько, Леня, прежде чем сделать окончательный выбор, — сказал на прощанье Галузин.
Но Кочетову уже не о чем было думать. Разговор с тренером устранил последние колебания. Трудности не пугали, а лишь сильнее подзадоривали Леню.
Однажды, сдав выпускной экзамен по истории, Кочетов поехал в институт физкультуры. До следующего экзамена было четыре дня, и ему захотелось посмотреть институт, в котором он собирался учиться,
Кочетов приехал на улицу Декабристов к большому дому рядом со стадионом и вместе с группой студентов вошел в проходную.
— Пропуск! — сердито остановил Кочетова высокий, хмурый старик вахтер.
Пропуска у Лени не было. Он стал смущенно объяснять сердитому старику, зачем приехал. За его спиной в узком проходе выстроилась уже целая очередь нетерпеливо шумящих студентов с раскрытыми удостоверениями в руках.
— Подайтесь в сторонку, гражданин! — строго перебил Леню вахтер. — У нас не сад для гуляний. Без пропуска ходу нету.
Леня отодвинулся. Мимо него, весело переговариваясь, торопливо прошли студенты.
Возвращаться домой ни с чем было обидно. Но что предпринять, — Леня не знал. Он стоял возле неумолимого вахтера, переминаясь с ноги на ногу. Наконец тому, очевидно, стало жаль паренька.
— Завтра приходите, гражданин, — уже не так грозно сказал старик. — Чего ломиться-то, когда завтра у нас этот… как его?.. «день отпертых дверей». Приходите и осматривайте всласть все етажи!
— А сегодня нельзя, дедушка? — спросил Леня.
— Сегодня никакой возможности! — непреклонно ответил вахтер и отвернулся.
В проходную вошел высокий, худощавый человек в вязаном тренировочном костюме.
— Все ворчишь, Данила Кузьмич?! — пошутил он, на ходу показывая удостоверение вахтеру.
— Поворчишь тут! — ответил вахтер. — Порядков не знают, Николай Александрович. Лезут без пропуска, — мотнул он головой в сторону Лени. — Приспичило ему, вишь ты, аккурат сегодня разглядеть институт. Не берет в толк, что у нас завтра «отпертые двери». Нет, вынь да положь ему обязательно сейчас же!
Мужчина в тренировочном костюме остановился и внимательно посмотрел на Леню.
— К нам в институт собираешься? — спросил он.
— Собираюсь, — хмуро ответил Кочетов.
— О це гарно! — воскликнул мужчина и задумался.
— Знаешь, Данила Кузьмич, пропусти-ка ты паренька! — вдруг весело сказал он. — А я тебе потом пропуск на него выпишу.
— Балуете вы, Николай Александрович, юнцов-то, — проворчал вахтер.
Леня вслед за незнакомым мужчиной пересек двор и поднялся по лестнице.
— Ну, осматривай наш институт, — сказал мужчина. — А если помощь будет нужна, — заходи ко мне: к Гаеву — секретарю партийной организации.
Кочетов медленно шел по институтскому коридору. Возле одной комнаты он остановился. Из-за дверей доносились гулкие удары и шарканье многих ног. Леня заглянул в щелку. Огромный зал. Находилось там человек тридцать студентов — все в трусиках и майках.
Четверо юношей с зашнурованными на руках кожаными перчатками осыпали тяжелыми ударами свисающие на блоках с потолка огромные туго набитые кожаные мешки и груши. Груши дробно стучали о круглые деревянные площадки, к которым они были подвешены.