Толкователи (сборник)
Шрифт:
Йерон досадливо взмахнула рукой.
— Этому никогда не будет конца, — заявила она. — Но я всегда знала, что ты пойдешь одним путем с нами. Еще прежде, чем познакомилась с тобой. Как только впервые услыхала твое имя. Я знала!
— Надо сказать, что выбор у меня был относительно невелик.
— Ба-бах! Ты сам выбирал, мужчина!
— Да, — сказал Хавжива, пригубив вино. — Я выбирал. — И после паузы добавил: — Не многим выпал подобный жребий. Я выбирал, как жить, с кем, чем заниматься. Иногда мне кажется, что моя способность выбирать возникла от неприятия выбора, который кто-то делает за тебя.
— И поэтому ты восстал, чтобы проложить
— Я отнюдь не повстанец, — улыбнулся Хавжива.
— Ба-бах! — повторилась хозяйка. — Как это не повстанец? Ты всегда в самом центре нашего движения, едва ли не во главе!
— Ну да, — сказал Хавжива. — Но вовсе не как повстанец. Дух восстания — это по вашей части. Мое дело — одобрение. Дух сдержанности и приятия. Этому я и учился всю свою жизнь. Изменять не мир, но собственную душу. И жить в мире. Только так и можно существовать.
Йерон слушала внимательно, но недоверчиво.
— Звучит как-то по-женски, — сказала она. — Мужчины всегда стремятся подчинить мир себе.
— Но не мужчины моего рода, — ответил Хавжива.
Йерон снова наполнила бокалы.
— Расскажи-ка мне о своем роде. Раньше я всегда как-то стеснялась спрашивать. Хейн ведь столь древняя цивилизация! Столь мудрая! Вам ведома История, вам покорны межзвездные пространства! Что такое перед вами мы — с нашими тремя веками невежества, ничтожества и моря крови? Ты просто не состоянии представить, какими мелкими чувствуем мы себя порой перед вами.
— Мне кажется, я знаю это, — сказал Хавжива. Помолчав, он продолжил: — Ведь родился я в крохотном городке под названием Стсе.
Он поведал историю своей жизни в пуэбло, рассказал о людях Иного Неба, о дяде, который доводился ему отцом, о матери — Наследнице Солнца, об обычаях, празднествах, богах повседневных и високосных. Хавжива рассказал, как изменил свою жизнь — еще до визита историка и своего отъезда в Катхад — и как изменил ее снова, уже после.
— Такое великое множество правил? — изумилась Йерон. — Столь сложных и непререкаемых. В точности как у наших племен. Неудивительно, что ты сбежал.
— Все, что я сделал, — отправился в Катхад изучать то, что было недоступно мне в Стсе, — сказал Хавжива с улыбкой. — В чем суть и смысл правил. Почему люди нужны друг другу. Экология человека. Все то же самое, что и тут, на Йеове, все эти долгие годы. Мы ведь здесь тоже пытаемся создать свод приемлемых правил — узор, порождающий приятные ощущения. — Поднявшись, Хавжива потянулся. — Кажется, я уже пьян. Может, подышим воздухом?
Они вышли в солнечный сад и стали бродить по извилистым дорожкам среди пышной зелени и цветочных клумб. Йерон кивала встречным прохожим, почтительно приветствующим доктора полным ее титулом. Она гордо шагала под руку с Хавживой. Он же старательно соразмерял свою походку с ее семенящим старческим шагом.
— Когда приходится неподвижно сидеть, тебя так и тянет в полет, — сказал Хавжива, нежно поглаживая шишковатые пальцы спутницы. — Когда же приходится лететь, так и тянет присесть. Я обучался сидя — у себя в Стсе. Я обучался и в полете — вместе с историками. Но и там я был не в силах обрести равновесие.
— Тогда ты и пришел к нам, — сказала Йерон.
— Тогда я и пришел к вам.
— И ты обрел его?
— Я научился ходить, — ответил Хавжива. — Ходить рука об руку со своим народом.
Освобождение женщины
Близкий друг попросил записать историю моей жизни, считая, что она может представить интерес для людей других миров и времен. Я обыкновенная женщина, но мне довелось жить в годы великих перемен, и я всем существом поняла, в чем суть рабства и смысл свободы.
Вплоть до зрелых лет я не умела читать и писать и посему прошу простить ошибки, которые я сделаю в своем повествовании.
Я была рождена рабыней на планете Уэрел. Ребенком я носила имя Шомеке Радоссе Ракам. Что значило «собственность семьи Шомеке, внучка Доссе, внучка Камаи». Род Шомеке владел угодьями на восточном побережье Вое Део. Доссе была моей бабушкой. Камье — Владыкой всемогущим.
В имущество Шомеке входило больше четырехсот особей; большей частью они возделывали поля геде, пасли коров на пастбищах сладкой травы, работали на мельницах и обслугой в Доме. Род Шомеке был прославлен в истории. Наш хозяин считался заметной политической фигурой и часто пропадал в столице.
«Имущество» получало имена по бабушке, потому что именно она растила детей. Мать работала весь день, а отцов не существовало. Женщины всегда зачинали детей не только от одного мужчины. Если даже тот знал, что ребенок от него, это его не заботило. В любой момент его могли продать или обменять. Молодые мужчины редко оставались в поместье надолго. Если они представляли собой какую-то ценность, их сбывали в другие усадьбы или продавали на фабрики. А если от них не было никакого толка, им оставалось работать до самой смерти.
Женщин продавали нечасто. Молодых держали для работы и размножения, пожилые растили детей и содержали поселение в порядке. В некоторых поместьях женщины рожали каждый год вплоть до смерти, но в нашем большинство имели всего по два или три ребенка. Шомеке ценили женщин лишь как рабочую силу. И не хотели, чтобы мужчины вечно болтались вокруг них. Бабушки одобряли такое положение дел и бдительно оберегали молодых женщин.
Я упоминаю мужчин, женщин, детей, но надо сказать, что нас не называли ни мужчинами, ни женщинами, ни детьми. Только наши хозяева имели право так именовать себя. Мы, «имущество», или рабы, мужчины и женщины, были крепостными, а дети — щенками. И я стану пользоваться этими словами, хотя вот уже много лет в этом благословенном мире не слышала и не употребляла их. Частью поселения, что примыкала к воротам и где жили крепостные мужского пола, управляли надсмотрщики, мужчины, некоторые из них были родственниками Шомеке, а остальные — наемниками. Внутри поселения обитали дети и женщины. К ним имели свободный допуск двое «укороченных», кастратов из крепостных, которых называли надсмотрщиками, но на самом деле правили тут бабушки. Без их соизволения в поселении ничего не происходило.
Если бабушки говорили, что та или иная одушевленная скотина слишком слаба, чтобы работать, надсмотрщики позволяли той оставаться дома. Порой бабушки могли спасти крепостного от продажи, случалось, оберегали какую-нибудь девушку, чтобы та не зачала от нескольких мужчин, или давали предохранительные средства хрупкой девчонке. Все в поселении подчинялись совету бабушек. Но если какая-то из них позволяла себе слишком много, надсмотрщики могли засечь ее, или ослепить, или отрубить ей руки. Когда я была маленькой, в поселении жила старуха, которую мы называли прабабушка — у нее вместо глаз зияли дыры и не было языка. Я думала, что такой она стала с годами. И боялась, что у моей бабушки Доссе язык тоже усохнет во рту. Как-то раз я сказала ей об этом.