Толкователи (сборник)
Шрифт:
Когда занятия закончились, Сати вкатила кресло Изиэзи по пандусу, отыскала свои башмаки и обулась. Советник все еще стоял в дверях, и она улыбнулась ему.
— А вы не хотите к нам присоединиться? — любезно предложила она.
Он посмотрел на нее — невозмутимо, оценивающе. Ее предложения он будто вовсе не слышал. Сейчас на нее смотрела сама Корпорация.
И Сати почувствовала, что ее собственный взгляд непроизвольно меняется, что она смотрит на Советника не с веселым равнодушием, а с откровенным презрением и недоверием, даже, пожалуй, с отвращением, словно перед ней этакий небольшой, но удивительно мерзкий монстр, точнее монстрик, не очень страшный и довольно примитивный. Ох, снова ошибка! Так нельзя! Но было уже поздно, и ей ничего больше не оставалось, как пройти мимо Советника на улицу, уже полную вечерней прохлады.
На обратном пути она сама толкала кресло Изиэзи, старательно объезжая все неровности на довольно-таки крутом спуске. Ей хотелось отвлечься, забыть о той оплошности, которую она допустила. Разве можно было показывать этому типу ненависть, которую он пробудил в ее душе!
— Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда говорили, что оно неплохо по ровной местности ездит, — заметила Сати, толкая кресло.
— Да нет… здесь… никакой… ровной местности, — странно запинаясь промолвила Изиэзи, качнувшись вперед и, чтобы удержаться, схватившись за подлокотники. И, не найдя слов, лишь указала Сати на уходившую в невидимые выси, сиявшую белым и золотым отвесную стену Силонг, вздымавшуюся над крышами и холмами, уже тонувшими в густеющих сумерках.
Когда они поднялись наконец на крыльцо и закрыли за собой дверь, Сати сказала:
— Надеюсь, что вскоре снова смогу принять участие в ваших занятиях.
Изиэзи только слабо махнула рукой, что могло быть истолковано и как вежливое согласие, и как безнадежная попытка извиниться.
— Мне, правда, тихая часть урока гораздо больше понравилась! — улыбнулась Сати и, не получив в ответ ни слова, ни улыбки, сказала уже серьезно:
— Я действительно хочу научиться делать эти упражнения. Они просто прекрасны! И у меня такое ощущение, что в них есть некий скрытый смысл…
Изиэзи не отвечала.
— А может быть, — продолжала Сати, — у вас есть книга, в которой эти упражнения описаны? Я бы с удовольствием потренировалась. — Ее вопрос, она это чувствовала, звучал одновременно и до смешного осторожно, и до неприличия грубо.
Изиэзи лишь молча обвела рукой свою гостиную: стандартный неовизор тупо глядел на них из угла; рядом с ним были стопкой сложены видеокассеты, издаваемые Корпорацией в дополнение к учебным пособиям, комплект которых каждый год выдавался заново; все это порой доставлялось просто к дверям — поток общеобразовательной информации, полной предостережений и разнообразных лозунгов и призывов. Служащих и учащихся часто подвергали различным проверкам, экзаменуя по материалу, содержащемуся на этих кассетах, для чего довольно регулярно устраивались специальные сессии — порой прямо на рабочих местах — в учреждениях и учебных заведениях. «Болезнь не извиняет невежества!» — вещал хорошо поставленным, «корпоративным» голосом диктор, например, в телепередаче для больниц, предлагая госпитализированным чиновникам «в свободное время» заняться, скажем, отливкой пластиковых форм. «Здоровье — это работа, а работа — это здоровье?» — пел хор на видеокассете под названием «Труд с большой буквы». Большая часть литературы, которую Сати удалось изучить, состояла из дидактических отрывков художественной прозы и такой же поэзии, так что она недобрым взглядом окинула стопку кассет в гостиной Изиэзи.
— У меня есть только руководства и учебники из Министерства здравоохранения, — еле слышно пробормотала Изиэзи.
— Нет, я имела в виду книгу, которую могла бы почитать у себя в комнате перед сном, — пояснила Сати.
— Ax! — На этот раз мина взорвалась прямо под ногами. Воцарилось молчание. — Йоз Сати, — прошептала потрясенная Изиэзи, — но книги…
И снова повисло тяжкое молчание.
— Не бойтесь, я совсем не хочу подвергать вас ненужному риску, — прошептала в ответ Сати, удивляясь тому, что и сама испуганно шепчет.
Изиэзи только плечами пожала: риск? ну и что? все на свете — сплошной риск!
— Этот Советник, похоже, меня преследует! — сердито пожаловалась Сати.
Изиэзи, молча покачала головой: ах, нет, нет!..
— Они часто приходят на наши занятия, — сказала она уже громче. — Но это ничего. У нас есть человек, который следит за дверями и вовремя включает свет. И тогда мы сразу… — Изиэзи устало взмахнула руками и пару раз ударила кулачками несуществующего врага: раз-два!
— Скажите, йоз Изиэзи, а каково наказание?
— За что? За то, что мы делаем старинные упражнения? За это могут отправить на профилактику. Или лишить лицензии. А может быть, просто заставят пойти в Префектуру или в школу и засесть там за учебники.
— А если книгу найдут? Если узнают, что ты читаешь книги?
— Э-э-э… Старые книги?
Сати кивнула.
Изиэзи отвечать не спешила; долго сидела в своем кресле, нахохлившись и глядя в пол, потом наконец прошептала:
— Могут быть большие неприятности. Сати стояла с нею рядом. Свет за окнами уже померк, и лишь отвесная стена Силонг светилась на фоне темных небес приглушенным ржаво-оранжевым светом. А над этой стеной высилась, все еще ярко горя золотым огнем, острая вершина великой Горы.
— Но я знаю старинную письменность и умею читать старинные книги! — страстно заверила Сати свою хозяйку. — И я очень хочу побольше узнать о ваших старинных обычаях и многому у вас научиться. Но я, разумеется, совсем не хочу, чтобы вы из-за меня потеряли лицензию! Может быть, вы могли бы послать меня к такому человеку, для которого риск не столь велик? Который не является, скажем, единственным кормильцем в семье? Которому не нужно содержать юного племянника?
— Акидан? — с каким-то странным выражением переспросила Изиэзи и как будто встрепенулась. — О, Акидан может отвести вас прямо к самым корням! — И тут она все-таки хлопнула одной рукой по подлокотнику кресла, а другой — себя по губам. — Слишком уж много всего запрещено! — пробормотала она, не отрывая пальцев от губ и посматривая на стоявшую рядом Сати почти лукаво.
— И забыто?
— Люди помнят… Люди знают, йоз. Но сама я почти ничего не знаю. Сестра моя знала. Она была образованная. Я — нет. Но я знаю кое-кого… из образованных… Вот только как далеко вы хотите пойти?
— «Куда бы милостивые провожатые мои ни повели меня», — сказала Сати. Это была фраза не из «продвинутого курса» грамматики, а из той книги, от которой при пересылке осталось всего несколько страниц, с той самой страницы, на которой изображен был человек, удивший рыбу с горбатого мостика, а под рисунком сохранились стихотворные строчки:
Куда бы милостивые провожатые мои
Ни повели меня,
Пойду я всюду с легким сердцем,
И в пыли дорожной за нами не останется следа…
— Ax! — промолвила Изиэзи. Нет, это не «мина» взорвалась: она просто протяжно вздохнула.
Глава 4
Но ведь если Советник будет продолжать за ней следить, то она никуда не сможет пойти, ничего не сможет узнать без ущерба для местных жителей! Мало того, она и сама может попасть в беду. А он здесь определенно для того, чтобы следить за нею. Да он, собственно, так и сказал ей, просто надо было сразу прислушаться к его словам. Как же много времени ей понадобилось, чтобы наконец уразуметь: чиновники Корпорации не путешествуют на паромах! У них нет на это времени; они пользуются авиатранспортом Корпорации. В очередной раз ее подвела нелепая убежденность в собственной незначительности; именно это помешало ей понять, зачем столичному Советнику понадобилось плыть на пароме в Окзат-Озкат, помешало вникнуть в смысл его предупреждений.