Толковая Библия в 12 томах(ред. А. Лопухин) Том 7
Шрифт:
Но помилованный Авессалом скоро сделался источником нового страшного бедствия, едва не стоившего Давиду самого престола. Это был человек необычайной красоты. «Во всем Израиле не было мужчины столь красивого, как Авессалом, и столько хвалимого, как он; от подошвы ног до верха головы не было у него недостатка». У него были такие роскошные волосы на голове, что каждый год он снимал как бы целое руно, весом «в двести сиклей по весу царскому». Своим очаровательным обхождением он невольно располагал к себе всех, так что все хвалили его и восхищались им. Но внешняя красота в нем не находила соответствия во внутренней доброте, и под великолепной внешностью билось злое и коварное сердце. Заметив народное к себе расположение, он задумал воспользоваться им для удовлетворения своего необузданного властолюбия и, не надеясь законно сделаться наследником престола, решился овладеть им силой даже при жизни отца. С этой целью он прямо начал при всяком удобном случае возбуждать в народе недовольство против управления Давида и льстить народным страстям заманчивыми обещаниями всевозможных льгот в случае, если бы ему пришлось овладеть престолом. В этом преступном замысле он нашел сочувствие даже в одном из ближайших советников Давида, именно в тонком и честолюбивом Ахитофеле, который, видимо, искал случая отмстить Давиду за Урию, как мужа своей родной внучки Вирсавии. Подготовив таким образом почву, Авессалом вдруг удалился в старую столицу Хеврон, открыто поднял там знамя восстания против отца и успел склонить на свою сторону такое множество войска и народа, что Давид для своей безопасности вынужден был бежать из Иерусалима. Рано утром в сопровождении своих преданных слуг и воинов, при громком плаче верного народа Давид с сокрушенным сердцем оставил свою возлюбленную столицу и двинулся через поток Кедронский на гору Елеонскую. С вершины ее открывался великолепный вид на столицу, восхищавший всякого зрителя; но этот вид
Авессалом между тем вступил в Иерусалим, не встретив никакого сопротивления, и первым делом, по совету Ахитофела, обесчестил ложе своего отца, захватив его наложниц. Затем Ахитофел настаивал на немедленном преследовании Давида, чтобы воспользоваться его утомлением и унынием.
От исполнения этого опасного и гибельного для Давида совета Авессалом был отвращен Хусием, который сумел внушить к себе доверие узурпатора. Хусий не одобрил этого совета и указал на необходимость крайней осторожности и обдуманности действия в отношении Давида, который известен был храбростью и окружен отважными воинами. Поэтому он советовал подождать, пока соберется весь народ, чтобы тогда с сильным войском можно было нанести Давиду решительный удар. Совет Хусия более понравился Авессалому, он отложил преследование, а Давид между тем воспользовался этим временем и, удалившись за Иордан, укрепился в городе Маханаиме, где ему оказано было радушное гостеприимство богатым Верзеллием-галаадитянином, который вместе с другими жителями города предложил ему и его войску угощение. Хитрый Ахитофел сразу увидел, что с отвержением его плана неминуемо погибнет и все дело восстания, и, чтобы предупредить неизбежное себе наказание от Давида, совершил самоубийство. События скоро оправдали его опасения. Вокруг Давида собралось сильное войско, с которым можно было выступить для подавления восстания. Враждебные войска встретились около горы Галаад, на вершине которой Авессалом расположился лагерем. Кругом расстилался обширный и густой Ефремов лес, в котором и произошла решительная битва. Полный упования на Бога и полагаясь на испытанную отвагу и стойкость своих преданных военачальников Иоава, Авессы и Еффея, Давид легко мог предвидеть исход сражения и перед выступлением своих войск с отеческой любовью наказывал всем: «Сберегите мне отрока Авессалома». Начавшаяся битва оказалась вполне несчастной для Авессалома: его неопытные войска растерялись по лесу и под храбрым натиском войска Давидова обратились в беспорядочное бегство, потеряв 20 000 человек убитыми и еще более погибшими в лесу. Сам Авессалом поскакал в отчаянии на муле в лес, но «когда мул вбежал с ним под ветви большого дуба, то Авессалом запутался волосами своими на ветвях дуба и повис между небом и землей, а мул, бывший под ним, убежал». В этом положении несчастный юноша был застрелен Иоавом, который в пылу битвы и мщения за унижение царя не задумался пренебречь даже просьбой самого Давида. Между тем Давид с трепетным сердцем ожидал известия об исходе битвы. Вестники одни за другими быстро приходили к нему с извещением о победе. Но сердце его было больше всего занято судьбой его злополучного сына и первым его вопросом было: «Благополучен ли отрок Авессалом?» И когда он узнал о постигшей Авессалома участи, то чувство отеческой любви и горя превозмогло в нем всякую радость о победе. «И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой Авессалом, сын мой, сын мой, Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой»… Горе царя распространилось на весь народ, «и обратилась победа того дня в плач для всего народа», и только по настойчивому увещанию Иоава прекратить этот неуместный, хотя и естественный плач, Давид ободрился духом, чтобы должным образом воспользоваться плодами победы и возвратиться в Иерусалим. Но по смерти Авессалома уже ничто не могло препятствовать ему в этом. Все мятежники спешили принести ему повинную, и Давид снова вступил в свою столицу, выказав свое обычное великодушие, и объявил всеобщее прощение, от которого не исключен был и дерзкий Семей, теперь униженно павший к ногам Давида и умолявший его о прощении за злословие и оскорбление. Престарелый Верзеллий отказался от высокого вознаграждения за свое гостеприимство, но сын его Кимгам был взят ко двору и возведен в высокое звание. Сива, коварный слуга Мемфивосфея, пытался было впутать своего господина в заговор Авессалома и успел в этом настолько, что Давид отдал было ему все владения Мемфивосфея; но последний однако же успел отчасти оправдать себя в возведенной клевете, и Давид возвратил ему половину его владения, предоставив другую половину Сиве – в награду за выказанную им преданность царю.
Давид оплакивает смерть Авессалома
Бунт Авессалома не прошел без последствий для общего политического состояния народа и послужил поводом к возбуждению соперничества между коленами (2 Цар 19:41–43; 20). Северные колена, обидевшись за то, что колено Иудино действовало без всякого сношения с ними в деле подавления политической смуты, и, подозревая какое-либо частное соглашение его с Давидом в ущерб другим коленам, открыто заявило свое недовольство, упрекая Иудино колено в том, что оно «похитило царя». Таким недовольством не преминул воспользоваться один «негодный человек» по имени Савей, вениамитянин. Он дерзко поднял знамя восстания и впервые произнес гибельный клич разделения: «Нет нам части в Давиде, и нет нам доли в сыне Иессеевом; все по шатрам своим, израильтяне!» Это именно тот самый клич, который впоследствии повел к окончательному разделению и гибели государства; но теперь он встретил противовес в обаянии величественной личности Давида, военачальники которого быстро успели подавить восстание. Савей, преследуемый войсками Давида, укрылся в городе Авеле, который и осажден был Иоавом. Городу грозила неминуемая гибель, но он избавлен был от нее одной «умной женщиной», которая посоветовала гражданам схватить Савея и голову его выдать Иоаву, чем удовлетворился полководец Давида и снял осаду с города.
XXXV
Последние годы царствования Давида. Исчисление народа и наказание. Последние распоряжения и кончина Давида
С подавлением восстания Савея в государстве водворился внутренний мир, продолжавшийся почти до конца царствования Давида. Внутренние враги не дерзали больше открыто выступать против царя, который все более завоевывал сердца своего народа, посвящая себя заботам о его внутреннем благосостоянии. Но и этот последний период не прошел без некоторых испытаний, которые Промысл посылает для нравственного очищения и укрепления царей и народов. Первым из них был голод, продолжавшийся три года и послуживший поводом к печальной судьбе Саулова дома. Исследование о причине голода показало, что он был наказанием за какой-то кровожадный поступок Саула по отношению к гаваонитянам, – поступок, требовавший отмщения. Когда Давид спросил у гаваонитян, какого возмездия они желали бы за этот поступок, то эти жестокие язычники, хотя и приобщенные к израильскому народу в виде рабов, но сохранявшие свои языческие нравы, потребовали выдачи себе потомков Саула в числе семи человек, которых они и повесили самым варварским образом, выставив их трупы под палящим солнцем для гниения и на съедение диким животным и птицам. Трупы висели так в течение целого лета, от начала жатвы ячменя в апреле до осенних дождей, представляя поистине страшное зрелище, которому еще более трагического ужаса придавала склонявшаяся перед ними фигура злополучной матери пятерых повешенных сыновей. Рицпа, наложница Саулова, убитая горем о потере своих сыновей, взяв вретище, разостлала его перед трупами и провела на нем все лето, не допуская хищных зверей и птиц касаться дорогих для нее тел. Эта безграничная материнская преданность так поразила Давида, что он сам отправился к месту казни и утешил несчастную мать погребением повешенных (равно как и костей самого Саула и своего
В это же время Давиду пришлось еще раз отразить филистимлян. Последние, пользуясь внутренними смутами и бедствиями государства, еще раз попытались сломить его силу и выставили нескольких исполинов, потомков древних Рефаимов, из которых один, Иесвий, едва не убил самого Давида. Этот случай сильно поразил израильтян, и они поклялись, что в будущем не позволят ему лично выходить на войну, «чтобы, – как добавляли они, – не угас светильник Израиля». Благодаря отваге войска Давидова филистимляне были разбиты, и на всех границах государства вновь водворился мир. Давид возблагодарил Бога торжественной песнью: «Господь твердыня моя, и крепость моя, и избавитель мой. Бог мой слава моя, на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего; ограждение мое и убежище мое; Спаситель мой, от бед ты избавил меня!» (2 Цар 22). Эта восторженно хвалебная песнь царя вошла в собрание его других песней и псалмов и составляет 17-й псалом книги Псалтирь.
Давид теперь опять наслаждался полным миром и благоденствием. Он был самодержавным царем великого государства, которое простиралось от Ливанских гор до границы Египетской и от Средиземного моря до реки Евфрат. При таком состоянии Давиду оставалось только смиренно благодарить Бога за оказанные ему и его народу благодеяния, так как он сам сознавал, что всем этим величием он исключительно обязан помощи Божией. Но в нем шевельнулось чувство самонадеянной гордости, и он, быть может имея в виду смелый план дальнейших завоеваний или увеличения своих богатств, велел произвести исчисление всему населению государства. Счет был произведен, и по нему оказалось, что «израильтян было 800000 мужей сильных, а иудеев 500000». Но только тогда Давид вполне сознал греховность своих побуждений при этом исчислении, «и вздрогнуло сердце Давида, и сказал он Господу: тяжко согрешил я, поступив так; и ныне молю Тебя, Господи, прости грех раба Твоего; ибо крайне неразумно поступил я». Своим покаянием он, однако же, не загладил греха и должен был понести наказание. В качестве вестника Божия гнева явился к нему пророк Гад и предложил ему на выбор три наказания: семилетний голод, трехмесячное преследование от неприятелей, или трехдневную моровую язву. «Тяжело мне очень, – воскликнул царь, – но пусть впаду я в руки Господа, ибо велико милосердие Его; только бы в руки человеческие не впасть мне». Давид избрал моровую язву, которая и начала опустошать население. В короткое время она похитила 70000 человек и готова была распространиться и на Иерусалим, чтобы опустошить его. Тогда царь с мольбой о милосердии воскликнул: «Вот, я согрешил, я (пастырь) поступил беззаконно; а эти овцы, что сделали они? Пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего!» Такая всецелая самоотверженность ради невинного народа утишила гнев Божий. Давид, по указанию пророка, построил жертвенник на том месте, где он увидел Ангела-карателя, и купил это место (гумно Орны-иевусеянина) за 600 сиклей золота, чтобы построить на нем и самый храм. Место это получило название Мориа (видение), вследствие именно бывшего Давиду видения Ангелакарателя, губительная рука которого здесь отвращена была от Иерусалима молитвенным ходатайством царя.
Остаток своей жизни Давид посвятил главным образом собиранию материалов и подготовительным работам для построения храма. За все свое царствование он успел уже собрать громадные богатства, которые теперь составляли 100000 талантов золота и миллион талантов серебра. Искусные рабочие и каменотесы были собраны со всей земли; заготовлено было множество железа и меди без весу и кедровых деревьев без счету. Но Давид помнил волю Божию и ограничился только подготовительными работами, предоставляя построение самого храма своему преемнику, которым он назначил Соломона. Призвав его к себе, Давид рассказал ему историю всего этого великого предприятия и завещал ему совершить его, прося всех князей израильских помогать ему в этом.
Это публичное назначение Соломона наследником престола послужило поводом к новой внутренней смуте, отравившей последние дни царствования Давида. Оно нанесло смертельный удар честолюбивым замыслам четвертого по старшинству сына Давидова – Адонии, который, отличаясь красивой внешностью и пользуясь видимым расположением отца, доселе считал себя прямым наследником престола. Видя такой неблагоприятный для себя оборот дела, он, подобно своему брату Авессалому, решился силой овладеть престолом. Он успел навербовать себе немало приверженцев, и на его сторону стали даже беспокойный Иоав и главный священник Авиафар. Заговорщики устроили блистательный пир, на котором открыто провозглашали Адонию царем, а между тем престарелый Давид еще ничего не знал об этом. Тогда пророк Нафан открыл ему о заговоре и грозящей Соломону опасности, и встревоженный царь повелел немедленно взять Соломона к реке Гиону и там торжественно помазать его на царство. Помазание совершено было главным священником Садоком и пророком Нафаном, в присутствии многочисленного народа, который встретил это помазание восторженными ликованиями и сопровождал Соломона при возвращении его в город радостными кликами: «Да живет царь Соломон!» Пораженные такой неожиданностью, заговорщики рассеялись. Сам виновник смуты Адония искал спасения у жертвенника и оставил его только тогда, когда Соломон поклялся пощадить ему жизнь. Чтобы утвердить права Соломона на царский престол, Давид опять созвал главнейших представителей народа и выразил перед ними свою волю о том, чтобы Соломон был наследником его престола. При этом он еще раз увещевал их не ослабевать в ревности при создании великой святыни, именно храма Божия, который «должен быть весьма величествен, на славу и украшение пред всеми землями». Тут же Давид передал Соломону все чертежи будущего храма и его принадлежностей с описью материалов и богатств, которые увеличены были приношениями начальников и князей народа. В подтверждение воли царя принесены были жертвы, Соломон окончательно провозглашен царем, а преданный ему священник Садок помазан в первосвященника. В этом торжественном собрании народа и священнослужителей Давид, между прочим, сделал подробные распоряжения о порядке служения колена Левиина при будущем храме, а также и последние распоряжения касательно войска и всех других государственных дел.
Но вот приблизилась и кончина, когда должен был угаснуть «светильник Израилев» (3 Цар 2:1–11). Чувствуя приближение смерти, Давид еще раз призвал своего наследника и с своего смертного одра еще раз увещевал его исполнять заповеди Божии и законы Моисеевы, дав ему в то же время несколько мудрых советов касательно приближенных, из которых одних Соломон должен был удалить (и между ними беспокойного Иоава), а других приблизить и наградить. И затем, вознеся последнюю пламенную молитву о благоденствии своего сына-преемника, Давид умер «в доброй старости, насыщенный жизнию, богатством и славою». Всего царствования его было сорок лет, из которых семь в Хевроне и тридцать три в Иерусалиме, «городе Давидовом», где он и погребен был. Гробница его сделалась общей усыпальницей и для последующих царей иудейских.
В лице Давида религиозно-нравственный дух избранного народа нашел всестороннее и высшее свое выражение. В разнообразных событиях своей жизни Давид выступает перед нами как пастух, воин, поэт, мудрый правитель, пророк и царь, объединяя в себе лучшие качества своего народа – простоту, великодушие, благоразумие и сильный религиозно-нравственный смысл. Его религиозно-нравственные песни и псалмы, в которых он, смотря по обстоятельствам своей богатой приключениями и всевозможными испытаниями жизни, вдохновенно выражал свои чувства веры и упования на Бога, благодарности и славословия, радости и скорби, ликования и покаянного сокрушения, по силе и нежности выражения, равно как и по возвышенности и пламенности религиозного чувства не имеют ничего себе подобного не только в священной поэзии других народов, но и в книгах Ветхого Завета. Содержащиеся в них истины ближе всего подходят к истинам Нового Завета, и потому Псалтирь является и у христианских народов самой любимой книгой, в которой миллионы ищут и находят утешение и мир для своей борющейся с искушениями и невзгодами души. Как по своей жизни, так и особенно по своему духу Давид более, чем кто-либо в Ветхом Завете, был истинным прообразом Христа, который поэтому с особенной выразительностью называется «сыном Давидовым». Самое имя Давида сделалось историческим именем и увековечено в таких названиях, как «город Давидов», «престол Давидов», «семя Давидово»; оно считалось столь высоким, что уже никто не осмеливался носить его потом, вследствие чего мы уже и не встречаем его в библейской истории последующего времени. Высшей похвалой для Давида служит то, что в нем Сам Бог нашел «Себе мужа по сердцу Своему» (1 Цар 13:14), и что высотой его религиозно-нравственной жизни измерялась жизнь лучших из его преемников, похвалой для которых было выражение: «Он ходил первыми путями Давида, отца своего». Как и всякий человек, он нередко падал с высоты своего религиозно-нравственного идеала, и падал глубоко; но и в этом падении он преподал нам величайший пример покаянного сокрушения, дававшего ему возможность и силу вновь сбрасывать с себя бремя греховности и восставать для новой духовной жизни. Давид есть величайший образец нравственно-доброго и одушевленного возвышенными чувствами человека, который всеми силами стремится к добру и мужественно борется с одолевающими его искушениями. В этой борьбе он может падать и падать глубоко, но он никогда не оставит этой борьбы, и после всякого падения – со слезами и сокрушением вновь начнет эту нескончаемую, ожесточенную борьбу и в конце концов восторжествует в ней над всеми темными силами зла. Поэтому-то Псалтирь, как боговдохновенно-поэтическая летопись испытаний духовной жизни великого псалмопевца, и поражает своей изумительной жизненной правдой, и в ней всякий находит боговдохновенное выражение тех самых чувств, которые может испытывать каждый человек при различных обстоятельствах и превратностях жизни.