Толстушка под прикрытием
Шрифт:
– Где?
– Сброшу эсэмэской адрес, – пообещала Обнорская. – Наизусть его не помню, Дуся скреативить решила, тусня не в клубе и не в ресторане.
– Ты отсюда поедешь?
– Пока не знаю.
– Если из редакции покатишь, прихвати меня с собой, – заключила Фонарева. – Неудобно в вечернем наряде чесать по улице, и туфли надо с собой тащить: за окном буран гуляет.
– Ты же не в платье с декольте пойдешь, – возразила Арина, – пальто накинешь.
– Пожалуйста! – нудила Олеся. – Холодно очень, ветер дует. Придется шапку натягивать, прическу
– Ленка, я понял, что они вместе отправились клубиться. Где сейчас Олеся? – перебил патологически болтливую собеседницу Виталий.
– Пытаюсь объяснить, но ты не даешь, – протянула Елена, – нетерпеливый очень.
– Да скажи же, наконец! – заорал журналист.
– Напились они в хлам, – заявила Елена. – Сейчас обе дрыхнут с похмелья. Ни Обнорской, ни Фонаревой в редакции нет. Проспятся и придут. Стопудово. Я правду говорю.
– Блин… – простонал Виталий. – По-твоему, Олеся дома?
– А где еще? – отрезала Елена. – Не на улице же! Кемарит в постельке. Часам к шести припрется. Хочешь совет? Лезь в ее ноутбук спокойно. И не забудь, ты мне билеты обещал!
Послышались торопливые шаги, и незнакомый мне голос спросил:
– Вы чего тут стоите?
– Просто так. Разве нельзя? – с вызовом ответила Елена.
– Ольга Ивановна совещание в большом зале проводит, все уже там, – пояснил баритон.
– У нас в это время никогда не бывает совещаний. Что случилось? – испугался Виталий.
– Вы не знаете? – удивился незнакомец. – Редакция давно гудит. Арина Обнорская на машине всмятку разбилась. Говорят, села пьяная за руль – и кирдык.
– Ничего себе новость! – ахнул журналист.
– Славно они вчера тусанулись, – пробормотала Елена, – оторвались по полной… Как это я ничего не знала, а? Почему не в курсе?
– Блин… – протянул Виталий. – Ну блин прямо!
Глава 24
Примерно еще час я бродила по редакции, слушая разговоры сотрудников, но более ничего интересного не выяснила. Об Олесе Фонаревой, которая так и не появилась на работе, никто не вспоминал, все громко обсуждали происшествие с заместителем главного редактора и предстоящие похороны. Почти всех волновал вопрос: захочет ли Ольга Ивановна давать в следующем номере журнала фоторепортаж с кладбища, и если да, то какие наряды надо надевать и какие аксессуары к ним подобрать.
– Погребение – такой же ритуал, как и свадьба, – кипятилась Ксения Рябикина. – Почему мы в деталях сообщаем о бракосочетаниях и стыдливо умалчиваем о похоронах? Знаете, что мода на траурные наряды меняется? Сейчас в тренде шляпки почти без полей, с короткой вуалью. Мы обязаны учить наших читательниц демонстрировать хороший вкус в любых обстоятельствах.
– Ксюша права, – поддержала коллегу Роза Ивановна. – И прощальный стол в России делают по старинке, пекут блины размером с колесо. Можно же сделать мини-блинчики на один укус, а сверху, в нашем случае, положить вырезанную из овощей букву «А» или «О». Получится красиво, элегантно, не пошло. Я отвечаю за банкет и продемонстрирую
– Роза, это не банкет, а поминки, – напомнил Эдуард Орнели. – И Ольга Ивановна велела нам двоим о столе позаботиться.
Гаврилова покраснела.
– Глупости, я главная по столу! Пойду уточню у Николаевой.
– Сбегай, дорогая, – милостиво разрешил коллега-диетолог. – А я пока велю помощнику съездить в магазин «Реджина фарфор» и взять у них напрокат сервизы.
– Через мой труп! – взвизгнула Гаврилова. – Я со стыда сгорю, если придется в ужасные по виду и качеству тарелки салаты раскладывать! Только «Ньютон меркьюри» достоин быть на мероприятии журнала «Дом солнца».
– Можно вывезти девушку из деревни, но нельзя вывести деревню из девушки, – съязвил Эдуард. – Позолоченные железки всегда привлекали варваров. До восприятия элегантного белого фарфора надо еще дорасти.
– У «Реджина» фаянс! – возмутилась Роза.
– О нет, дорогая, – засмеялся оппонент, – лучше помолчи, иначе всем станет известно, что госпожа Гаврилова выросла в медвежьем углу. Фаянс – это керамические изделия из глины. Фарфор – тоже, собственно, керамика, но непроницаемая для воды и газа. Фаянс бывает блестящим, матовым или вообще не глазурованным. Правда – последний не подходит для посуды.
– Почему? – не выдержала я, до той поры молча слушавшая перепалку.
– Потому что в изделиях имеются малюсенькие, не заметные глазу поры, – снисходительно пояснил Орнели. – В них забиваются микрочастицы пищи, которые нельзя отмыть, и спустя некоторое время цвет посуды изменится не в лучшую сторону. Из не покрытого ничем фаянса хорошо делать аромалампы в виде домиков, книг, зверей. Внутрь ставится свеча, на нее помещается колбочка с раствором, запах проникает из изделия через те самые поры наружу, комната наполняется дивным ароматом… О, Татьяна! Рад вас видеть. Но, уж извините, сегодня у нас особый день. Давайте встретимся после похорон.
– Конечно, – быстро согласилась я и удрала, оставив специалистов по здоровому питанию ругаться друг с другом.
Перед тем как уехать в свой офис, я решила на всякий случай заглянуть к Ксении и осторожно расспросить ее о сотрудниках журнала. Хотя Рябикина – последний человек, с кем мне хотелось бы общаться.
Ее кабинет располагался дверь в дверь с туалетом. Согласитесь, не очень приятно работать в комнате, находящейся возле сортира, даже если тот сияет чистотой и пахнет фиалками.
Я нажала на ручку, приоткрыла дверь, тихо поинтересовалась:
– Можно?
Не услышала ответа и вошла внутрь.
В ту же секунду нечто мягкое упало мне на грудь, и я сквозь ткань моментально ощутила влагу.
– Ура! Я победил! – заорал маленький мальчик, выскакивая из-за длинной занавески, обрамлявшей окно. – Ты умерла! Вау!
Он замер, а я посмотрела на свою блузку. На груди расплывалось темно-синее пятно, которое медленно сползало к талии. Ребенок взвизгнул и кинулся назад, за штору.