Толстый демон
Шрифт:
Объявление конферансье Мозг пропустил. Он не остался за кулисами, а выбрал маленький столик в дальнем уголке зала, намереваясь оценить реакцию публики и надеясь своим видом подбодрить при нужде нервничающих подопечных. Публика его ожидания оправдала. Вялый всплеск энтузиазма не помешал собравшимся продолжать накладывать себе на тарелки салаты, разливать по новой стопарики и посматривать в сторону виновников торжества. Последние выглядели не слишком счастливыми. Жених походил на человека в ботинках двумя размерами меньше нужных, уставшая невеста вяло улыбалась в ответ на поздравления и с тоской поглядывала в сторону выхода.
Легкое волнение исчезло, стоило Алле подойти к микрофону. Мысленно сделав пометку припомнить ведущему отпущенную в ее адрес плоскую остроту, женщина обернулась к музыкантам, взглядом приказывая начинать. Слегка растерявшиеся мальчишки мигом подобрались, заиграла музыка. Для первого выступления, тем более в кабаке, священник выбрал старые и легко узнаваемые мелодии, поэтому после начальной волны интереса люди опять вернулись к тарелкам. И напиткам. Следом за каждой песней наступал небольшой естественный перерыв, во время которого вставал один из гостей, произносил тост, раздавались громкие крики «Горько!», затем жених и невеста с обреченными выражениями на лицах целовались и наступало время для нового подхода — во всех смыслах.
Мальчишки постепенно успокоились, из взгляда отца Николая ушло напряжение, пару раз мелькнувший в проходах директор-сатанист тоже выглядел довольным. Алла входила во вкус. В ней всегда была артистическая жилка, придавленная воспитанием и необходимостью заботиться о семейном деле, и теперь принятая внезапно обнаружила, что ей нравится выступать перед наполненным залом. Оказывается, это может быть очень приятно — ловить на себе восхищенные взгляды, слушать собственный голос, отражающийся от стен, посылать лукавые улыбки мужчинам и видеть ревность в глазах женщин. Но наибольшее удовольствие она испытала от пения. Прежде ей не доводилось петь — так. Не тихо мурлыкать полузнакомые строчки себе под нос, работая с бумагами в душном кабинете, а в полную силу, напрягая связки, чувствуя, как звук зарождается в глубине диафрагмы, проходит легкие и вырывается наружу завораживающим потоком.
Постепенно перерывы между песнями исчезли, Алла только делала маленькие паузы, чтобы выбрать песню. Связки, как ни странно, не болели, мальчишки-музыканты играли в целом неплохо, гости с удовольствием кружились или кривлялись кто как умел на танцполе. Постепенно танцующие начали заказывать менее известные мелодии, которых дебютантка не знала. Тут-то и пригодилась огромная компьютерная библиотека, — правда, концерт превратился в своеобразное подобие караоке. Однако недовольства никто не выразил.
Уральцев присел рядом с окончательно расслабившимся отцом Николаем.
— Неплохо, — оценил дебют директор, — публике нравится. Хотя не ожидал я от ваших питомцев такого репертуара, батюшка.
Мозг встряхнулся и прислушался к словам песни. Ухо вычленило «дива дивные», «змей крылатый», «видеть луну» и «мерный клекот над Русью лесною», заставив святого отца нервно заерзать.
— Они до которого часа зал арендовали?
Уральцев довольно усмехнулся:
— До одиннадцати. А вот завтрашний банкет — до двенадцати.
Священник мгновенно обратился мыслями к состоянию группы, выбросив из головы еретические тексты. Устраивать цензуру ради одного-единственного выступления глупо, особенно учитывая статус певицы. Зато следует подумать о будущем. Дашу он уговорит вернуться, девушка она честолюбивая, но насколько быстро? Боди, скотина, такую идею умудрился испортить!
Алла о времени не задумывалась. Она провалилась в какое-то странное радостное бездумие, исполненную эйфории усталость. Перед глазами появлялись строчки текста, тело улавливало звучащую музыку, она производила звуки, из которых складывались слова и предложения. В какой-то момент она осознала, что связный текст никому не нужен, и ограничилась мурлыканьем себе под нос. Как ни странно, люди ничуть не возражали и продолжали покачиваться под музыку, тихо напевая незатейливый мотив.
Счет времени принятая потеряла, и неизвестно, сколько она продолжала бы петь, завораживая танцующих, если бы в конце зала не появился Шурик. Его трезвый и злобный взгляд словно ножом разрезал окутывавшую Аллу счастливую дымку, заставив замолчать на полувдохе. Следом прекратили играть музыканты. Гости удивленно оглядывались, приходя в себя и постанывая от боли в натруженных ногах, ведущий бормотал какую-то чушь в микрофон, невеста тихо плакала на коленях у жениха, а демон стоял в проходе и всей фигурой источал недовольство. Женщина смущенно кашлянула и соскочила со сцены.
Ойкнула от сотрясения и, пошатываясь, направилась к дханну.
Люди неосознанно расступались и перед ней, и перед отцом Николаем. До монаха, кажется, только теперь дошло, что на участие в своем «креативе» он привлек не просто женщину с хорошим голосом и даже не обычную ведьму, а принятую. Служанку нелюди. Подданную одного из великих Домов. И сейчас хозяин Аллы будет выражать неудовольствие от покушения на свою собственность, причем какие формы его раздражение примет, одному Господу известно.
Пособницу Шурик встретил неласково:
— Ты что делаешь? — Слово «идиотка» не прозвучало, но тоном подразумевалось. — Ты зачем человечков привораживала?
— Я нечаянно. — Алла сама поразилась писклявости голоса. — Я не хотела.
Верхняя губа у дханна приподнялась, тускло блеснули клыки. На мгновение. Затем лицо вернулось к обычной форме, то есть стало походить на круглый блин с торчащим ровно посередине горкой-носиком. Мозг, задержавший дыхание при виде вспышки демонического гнева, осторожно выдохнул. Действие с его стороны вышло неосмотрительное и привлекшее излишнее внимание. Шурик переступил с ноги на ногу, плавно разворачиваясь корпусом, склонил голову набочок, словно прицеливаясь, и тихим шелковым голосом поинтересовался у монаха:
— А что здесь вообще происходит?
Отец Николай быстро, точно и нецензурно оценил обстановку. Но делать нечего — ситуацию надо как-то разруливать. Поэтому, призвав на помощь весь свой дипломатический опыт, он принялся объяснять:
— Возможно, могущественному Ассомбаэлю, — священник на одних рефлексах заморочил подошедших слишком близко гостей, — известно о наложенной на меня, многогрешного, тяготе? Я имею в виду работу с трудными подростками.
Дханн сморгнул:
— И?
— Алла Борисовна, по доброте душевной, согласилась оказать посильную помощь этим несчастным, забитым жизнью детям. Мы верим, что душевная теплота и участие окажут чудодейственное влияние на их огрубевшие души! Твоя принятая показала настоящий пример христианского милосердия, и будь уверен, — Мозг специально понизил голос, привлекая внимание к последующим словам, — ее поступок не останется проигнорированным.