Том 1. Детство, Отрочество, Юность
Шрифт:
3
В своей работе над темою детства и отрочества Толстой в свое время не был одинок. Уже Карамзин в неоконченном романе «Рыцарь нашего времени» начал тонкое изучение формирования характера ребенка. Диккенс привлекал Толстого пониманием силы чувства детской души, глубины страдания. В простенькой повести швейцарского писателя М. Тёпфера «Библиотека моего дяди» [151] — было такое же нагромождение досадных неудач, как и в XI–XVII главах «Отрочества», и такое же влечение подростка к тому, что видит он «за окном», к реальному миру.
151
M. T"opffer. La biblioth`eque de mon oncle. 1832.
При этом нельзя не отметить: Алеша в трилогии Горького, мальчик из полудикой мещанской среды, будет неистово жаден до книги. Подростки Тёпфера и Толстого, даже вопреки заглавию повести первого из них, к чтению равнодушны. Герой Тёпфера не мог дочитать и страницы: его отвлекали пятнышки на полях, муха, ползущая посреди букв, его притягивало окно.
И Николеньку тоже сильнее всего привлекала жизнь. Толстой завершил едва-едва намеченное Карамзиным: исследовал закономерные стадии развития человека, порывы и недуги каждого возраста.
Уже работая над «Детством», Толстой видел в этом произведении не самостоятельную повесть, а первую часть большого романа. Подобно тому, как движение от одного чувства к другому, часто противоположному, составляло содержание каждой главы, так же и от главы к главе возникало движение роста, а при переходе от одной части к другой сменяются стадии становления человека: «Четыре эпохи развития» — детство, отрочество, юность и молодость.
«В детстве — теплота и верность чувства; в отрочестве — скептицизм, сладострастие, самоуверенность, неопытность и (начало тщеславия) гордость; в юности — красота чувств, развитие тщеславия и неуверенность в самом себе; в молодости — эклектизм в чувствах, место гордости и тщеславия занимает самолюбие, узнание своей цены и назначения, многосторонность, откровенность» (т. 2, с. 243). При этом Толстой так обозначает главную мысль всего произведения:
«Чувство любви к богу и к ближним сильно в детстве; в отрочестве чувства эти заглушаются сладострастием, самонадеянностью и тщеславием; в юности — гордостью и склонностью к умствованию;
Планы романа [152] показывают, что в четырех стадиях развития человека был задуман диалектический ход с антитезисами во втором и в третьем пунктах и синтезом в четвертом пункте, возвращающем к «виденьям» «первоначальных, чистых дней» (Пушкин). Четыре части были задуманы как похвала детству.
152
См. т. 2, с. 241–245.
Однако четвертая, весьма важная часть написана не была, некоторые ее мотивы сказались только в «Утре помещика». Задуманный как «Четыре эпохи…», роман этот стал трилогией: «Детство», «Отрочество» и «Юность».
В начале второй части резко обозначен перелом от ясности детства к проблемности отроческих лет. Глава «Новый взгляд»: «Случалось ли вам, читатель, в известную пору жизни вдруг замечать, что ваш взгляд на вещи совершенно изменяется, как будто все предметы, которые вы видели до тех пор, вдруг повернулись к вам другой, неизвестной еще стороной?» Так поразили Николеньку слова Катеньки: «Вы богаты…, а мы бедные — у маменьки ничего нет». Он привык видеть Катеньку в своей семье, занятую теми же играми, обедающую за тем же столом, как и его сестра, его брат и он сам. И вдруг оказывается, что между ними такая разница, они богатые, а у нее ничего нет. И эта странная невидимая разница гораздо больше значит, чем разница между умным и глупым, добрым и злым, красивым и уродом.
Так совесть подростка начинает тревожить социальное неравенство, как источник дурного, несправедливого, лежащего в самых основах быта. И с этого нового взгляда,
Все меняется. Меняется и восприятие природы. Для детства характерно самозабвенное слияние с природой. В отроческие годы возрастает умение видеть и различать. И ветер и дождь, и молния и гром, и звуки и запахи врываются в душу, «блестящий, обмытый кузов кареты… спины лошадей, шлеи, вожжи, шины колес — все мокро и блестит…». Все привлекательно, все захватывает внимание, все радостно для юного сердца: «…осиновая роща, поросшая ореховым и черемушным подседом, как бы в избытке счастия стоит, не шелохнется и медленно роняет с своих обмытых ветвей светлые капли дождя…»
Совершенно иначе среди людей, в жизни. Тут немало колючего, иное как будто бы и пустяки, а между тем оно очень больно ранит подростка. И окончательное расставание с Карлом Иванычем, и единица, и ключик, и изменница, и ненависть к гувернеру-французу, — скапливаются, сгущаются беды. События протекают в двух совершенно разных измерениях. То, что кажется взрослым капризом, проявлением вздорного характера, дерзостью, то самое у подростка может быть надрывом и трагедией, которая доводит его до отчаяния. И успокоительный голос много перетерпевшего крепостного слуги, — ничего, мол, «перемелется, мука будет».
И первые смутные и мутящие душу чувственные влечения, и пытливые философские искания. Плодотворно живое, тревожное, почти неустанное брожение мысли. Но проходит мысль разные стадии. И самая бесплодная из них — скептицизм. Он «одно время довел меня до состояния близкого сумасшествия. Я воображал, что, кроме меня, никого и ничего не существует… Были минуты, что я, под влиянием этой постоянной идеи, доходил до такой степени сумасбродства, что иногда быстро оглядывался в противоположную сторону, надеясь врасплох застать пустоту (n'eant) там, где меня не было».
Отрочество — трудное время, полное смятения неустановившихся нравственных понятий, непроясненных влечений, сумбурных мыслей. «Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества…» «Пустыню отрочества», — это выражение, которое особенно заставляет задуматься; каждый подросток так или иначе пересекает эту «пустыню», и слишком часто вместо помощи и понимания встречает только грубые окрики и требование повиноваться, которые обособляют и озлобляют его.
Удивителен по глубине мысли обозначенный Толстым переход от отрочества к юности. Этот переход — в дружбе.
Любовь к матери, к Наталье Савишне, к Карлу Иванычу, менее полная — к отцу, сестре и брату заложила глубокие основы в душе Николеньки. «Что-то вроде первой любви» или влечения к Сонечке, к Маше — такого значения не имели. А вот первая дружба — это событие, это и есть переход от одного, промежуточного, смутного, жизненного этапа к другому, более трудному, но и более проясненному этапу — к юности.
4
Что такое эта дружба между готовящимся в университет Николенькой и сверстником его старшего брата студентом князем Нехлюдовым? Переход от «Отрочества» к «Юности» особенно прочно слажен. Симфонией дружбы закончено первое из этих произведений, изображением дружбы, начато второе из них. Так они соединены, что и не заметишь промежутка, который разделяет возникновение этих произведений и который заполнен появлением кавказских рассказов, севастопольских рассказов, участием Л. Н. Толстого в обороне Севастополя, где он находится постоянно со 2 апреля по 15 мая 1855 года. Стало быть, жизненный и творческий опыт автора «Детства» чрезвычайно обогатился. Но замысел романа остался прежний, работа продолжалась. В своем Дневнике Толстой постоянно укоряет себя в лени, а между тем некоторые записи удивительны.