Том 1. Ленька Пантелеев
Шрифт:
— Эх, жисть проклятая!
Ленька протянул руку, наткнулся в темноте на что-то мягкое, колючее и, не сгибая ног, упал, повалился на душистую и хрустящую кучу.
— Ох, мама! — воскликнул он в восторге, зарываясь с головой в сено.
— Тише! — остановила его Александра Сергеевна.
— Мамочка… не бойся… ложись…
— Где ты?
— Я здесь. На руку.
— Действительно, здесь чудесно, — сказала она, вздыхая и укладываясь рядом. — Но ты знаешь, мальчик, у меня что-то ужасно тревожно на душе.
— Почему? — спросил Ленька, запихивая
Александра Сергеевна что-то ответила, но ответа ее мальчик уже не слышал, — он спал.
…Спал он долго и крепко и только под утро стал видеть сны. Сначала ему снилось что-то хорошее: в зеленом, пронизанном солнцем лесу он ловит бабочек. Рядом с ним бегают девочки-близнецы, одна из них почему-то размахивает большим черным зонтом. Потом он очутился опять в Ярославле. Кто-то за ним гнался, он падал, проваливался куда-то и опять бежал, и опять его нагоняли. А вокруг стонало, ухало, грохало. Мчались по улице всадники, падал на голову мальчику фонарный столб, рушились белые монастырские стены…
Когда Ленька проснулся, он был уверен, что лежит в Ярославле, в гостиничном коридоре. Где-то за стеной слышались выстрелы, привычно попахивало дымом, и даже на одно мгновенье мальчику показалось, будто он слышит, как внизу, в гостиничном ресторане, смеются и поют мужские голоса.
Но тут он почувствовал, что мать крепко сжимает его плечо, и услышал у себя на затылке ее горячее дыхание.
— Боже мой… Боже мой! — шептала она. — Создатель!.. Царю небесный…
Он быстро повернулся, услышал, как захрустело под ним сено, открыл глаза и сразу вспомнил, где он. В узкие щели сарая сочился скупой синеватый предутренний свет. Где-то действительно стреляли. Откуда-то доносились голоса и пение.
— Мама… что? Что случилось? — забормотал Ленька.
— Молчи, — шепнула она, закрывая ему ладонью рот.
И тут он услышал, как у самых дверей сарая кто-то громко и спокойно сказал:
— А черт его знает, — куда! Россия велика…
Кто-то остановился у двери, заглянул в щелку.
— Чего там?
— Не видно.
— А ну, дай раза!..
Что-то стукнуло, упало. Потом что-то тяжелое, железное обрушилось на дощатую дверь. Хрястнула, надломившись, доска. Еще несколько тяжких ударов — и половинка двери, повиснув на нижней петле, косо упала в сарай. Ленька подогнул ноги, съежился. Кто-то высокий шагнул, наступил на половинку двери, оборвал ее и заглянул в сарай:
— Тьфу!.. Мать честная!.. Сено…
— А ты что? — лениво откликнулся другой голос.
— Я думал, — курей нет ли.
— Да… жди… Курей небось, сволочи, всех в подпол заначили… А ну, пошли…
У Леньки болело плечо, так сильно сжимала его рука матери. Черная фигура с ружьем за спиной все еще маячила в просвете двери.
— Пошли, я говорю, — повторил тот же голос за дверью.
— Погоди, —
— Какой царский?
— А вот сейчас увидишь.
Вспыхнула спичка, Ленька невольно зажмурился и услышал, как испуганно вскрикнул в дверях человек и как тотчас откликнулся другой.
— Ты что?
— Володька! Елки зеленые… Люди!..
— Где? Какие?
— Баба какая-то с мальчиком… А ну выходи! — раздался яростный окрик.
— Мама… мама, — зашептал Ленька, увидев, что она поднимается и помогает подняться ему. Еще раз ярко вспыхнула спичка, осветила смуглое, почти красное, лоснящееся юношеское лицо, белки глаз, оскаленные по-волчьи зубы и кудрявый цыганский чубик, сбегающий на лоб из-под козырька солдатской фуражки.
— Выходи, кому говорят?!
— Что вам нужно? — сказала Александра Сергеевна, делая шаг вперед и обнимая за плечи Леньку. Из дверей на мальчика, вместе с прохладной свежестью раннего летнего утра, пахнуло знакомым ему тошнотворным запахом спиртного.
— А ну, кто там еще? Вылезай!..
Поднятая над головой спичка сделала полукруг и, блеснув на винтовочном стволе, погасла.
— Еще кто?..
— Больше никого нет. Нас двое.
После темного сарая на улице были хорошо различимы и постройки, и деревья, и лица людей. Рядом с парнем в солдатской фуражке стоял — тоже с ружьем в руках — низенький темнолицый человек в накинутой на плечи длинной шинели и в мужицкой барашковой шапке.
— Кто такие? Зачем прячетесь? — строго сказал он.
— Мы не прячемся. Мы здесь ночевали, — ответила Александра Сергеевна. — А вы кто такие?
— Что-о? — надвинулся на нее парень. — Я вот те дам «кто такие»!..
— Тише, пожалуйста!.. Не пугайте ребенка.
— Ах ты… Разговоры разговаривать?!
Ленька увидел, как парень замахнулся на мать, как на лету, над головой перехватил винтовку и передернул затвор.
— Молись богу!!! — зарычал он.
— Ма-ма! — как маленький, закричал Ленька, присел, кинулся к парню и одновременно — головой и двумя кулаками — ударил его в живот.
— А-а, пащенок!..
Сильным ударом в затылок мальчика сбили с ног. В ту же секунду он услышал выстрел и почти тотчас — гневный голос матери:
— Негодяи!.. Вы что делаете?! Ребенка?.. Мальчика?..
— Петруха! Петруха! Ты что в самом деле? Маленького?..
Парень подбежал к Леньке, схватил его за шиворот, оторвал от земли.
— Убью-у!..
— Помогите! — закричала Александра Сергеевна.
Ленька задохнулся, вывернулся, услышал, как затрещала у него на груди рубаха, отлетела пуговица. Другая, тяжелая, как кувалда, рука откинула его в сторону.
— Брось, Петруха!
— Уйди!..
— Оставь, не бузи.
Человек в длинной шинели крепко держал парня за пояс.
— А ну катись! Живо! — приказал он Александре Сергеевне.
— Нет, стой, погоди! — скрипел зубами парень. — Нет, ты погоди… Я их… я им сейчас царский день исделаю.