Том 1. Летний круиз. Другие голоса, другие комнаты. Голоса травы. Завтрак у Тиффани
Шрифт:
Однажды я устроил Мод грандиозный кутеж: сам нарвал и приколол ей к корсажу букетик душистого горошка, повел ее в кафе Фила, где нам подали бифштексы по-канзасски, а потом мы пошли танцевать в отель «У Лолы». Но когда я хотел поцеловать ее на прощанье, она сделала вид, что для нее это полная неожиданность:
— А вот это, Коллин, пожалуй, уже ни к чему, хотя с твоей стороны страшно мило, что ты меня пригласил.
Я был очень разочарован, сами понимаете, но старался не киснуть, и в дружбе нашей мало что изменилось. Как-то раз после урока миссис Райордэн против обыкновения ничего
— Мы тебя очень любим, Коллин, и мне незачем повторять, что в этом доме всегда тебе рады. Но, говоря откровенно, дружок, нет у тебя никаких способностей к музыке. Такое бывает, и мне кажется, было бы не очень честно — и с твоей стороны, и с моей — делать вид, будто все обстоит прекрасно.
Что ж, она была права. И все-таки самолюбие мое было уязвлено — мне все казалось, что меня вытурили; при одной мысли о Райордэнах у меня делалось скверно на душе, и постепенно я предал их забвению — на это потребовалось столько же времени, сколько на то, чтобы позабыть те несколько пьесок, которые я с таким трудом разучил. На первых порах Мод останавливала меня после школы, приглашала зайти, но я всякий раз увиливал под любым предлогом. И вообще уже наступила зима, а в зимние дни я так любил посидеть на кухне с Долли и Кэтрин.
Кэтрин все допытывалась:
— Почему это ты больше не говоришь про Мод Райордэн?
Но я ответил — потому что не говорю. И точка.
Впрочем, хоть я и не говорил о Мод, должно быть, я все-таки думал о ней: вот и сейчас, стоило мне увидеть ее под деревом, как старое чувство сдавило мне грудь. Я впервые взглянул на нашу историю со стороны. Может, и впрямь мы все — Долли, судья и я сам — выглядим просто смешными в глазах Мод и Элизабет? Но обе они держались так, будто встретили нас на улице или в аптеке.
— Мод, как твой папа? — спросил судья. — Я слышал, он что-то неважно себя чувствует.
— Да нет, ему не на что жаловаться. Вы ведь знаете, мужчины — они такие, вечно ищут у себя какие-нибудь болезни. А вы как, сэр?
— Жаль, жаль, — рассеянно ответил судья. — Ну, ты кланяйся от меня папе, передай — я надеюсь, что ему уже лучше.
Мод с готовностью согласилась:
— Спасибо, сэр, передам. Я знаю, ему будет приятно ваше внимание.
Тщательно уложив складки на юбке, она опустилась на мох и усадила рядом с собой упиравшуюся Элизабет.
Никто никогда не называл Элизабет уменьшительным именем. Начнешь говорить ей «Бетти» — смотришь, через неделю она снова «Элизабет», так уж она действовала на людей. Она была томная, вся словно без костей. Черные прямые волосы свисали вдоль сонного лица, и временами оно казалось ликом святой: недаром в эмалевом медальоне, висевшем на ее стройной, как стебель лилии, шее, она носила портрет своего отца, миссионера.
— Посмотри-ка, Элизабет, — правда, у мисс Долли славная шляпка? Бархатная, с вуалеткой.
Долли встала, потрогала голову:
— Вообще-то я шляп не ношу, но мы собирались путешествовать.
— Да, мы слыхали, что вы ушли из дому, — сказала Мод и добавила уже более откровенно: — По правде сказать, все только об этом и говорят. Верно, Элизабет?
Элизабет равнодушно кивнула.
— Господи, до чего же странные слухи ходят! Понимаете, по дороге сюда нам попался Гэс Хэм, так он говорит — эту цветную, Кэтрин Крик (так ее, кажется?), арестовали за то, что она запустила в миссис Бастер банкой из-под варенья.
Долли проговорила замирающим голосом:
— Кэтрин… не имеет к этому… ни малейшего отношения.
— Но кто-то же ее все-таки стукнул, — возразила Мод. — Мы видели миссис Бастер утром на почте, она всем показывает свою шишку — довольно изрядная. И как будто бы настоящая. Верно, Элизабет? — Элизабет зевнула. — Мне-то решительно все равно, кто ее стукнул. Я считаю, тому человеку надо выдать медаль.
— Нет, — со вздохом ответила Долли. — Нехорошо получилось. Никуда это не годится. Всем нам еще о многом придется пожалеть.
Наконец Мод обратила внимание на меня:
— А ты мне как раз нужен, Коллин, — сказала она торопливо, словно пытаясь скрыть смущение — мое, а не свое. — Мы тут с Элизабет затеяли вечеринку на День всех святых, только чтоб костюмы и вправду были страшные-престрашные. И вот мы подумали — здорово будет, если тебя нарядить скелетом и ты сядешь в темную комнату и будешь нам гадать. Ты ведь мастер…
— …сказки рассказывать, — равнодушно докончила Элизабет.
— А гаданье и есть те же сказки, — уточнила Мод.
Уж не знаю, с чего они взяли, что я такой враль. Правда, в школе, когда нужно было выкручиваться, я проявлял сверхъестественные таланты. Я сказал: что ж, вечеринка — это, конечно, здорово, но лучше им на меня не рассчитывать: к тому времени мы, может, окажемся за решеткой.
— Ну, если так… — протянула Мод, как бы принимая очередную мою отговорку: я вечно что-нибудь придумывал, лишь бы не идти к ним домой.
— А кстати, Мод, — сказал судья, нарушив неловкое молчанье. — Ты у нас становишься знаменитостью: я читал в газете, ты будешь выступать по радио?
Словно грезя наяву, Мод стала рассказывать: эта передача — финал конкурса на премию штата; если она выйдет на первое место, то получит стипендию в университете; даже если на второе, и то дадут половину стипендии. — Я сыграю папину музыку — серенаду. Он сочинил ее для меня в тот день, когда я родилась. Только это сюрприз, я не хочу, чтоб он знал.
— Заставьте ее вам сыграть, — сказала Элизабет, расстегивая футляр скрипки.
Мод была добрая, ее не пришлось долго упрашивать. Она нежно прижала к подбородку темно-красную скрипку и стала ее настраивать — раздались глубокие вибрирующие звуки. Нахальная бабочка, усевшаяся было на кончик смычка, вспорхнула и закружилась, смычок помчался по струнам и запел. Это был вихрь летящих бабочек, сигнальная ракета весны, и радостно было слышать ее мелодию в обнажающемся осеннем лесу. Музыка становилась медленнее, печальней, и вот уже серебряные волосы Мод упали на скрипку. Мы зааплодировали, а когда кончили, чья-то таинственная пара рук все еще продолжала хлопать. Из-за папоротников показался Райли, и Мод порозовела, увидев его. Думаю, если б она знала, что он ее слушает, ей бы так хорошо не сыграть.