Том 1. Одесские рассказы

Данное издание — самое полное собрание сочинений Исаака Бабеля. В него включены практически вся известная на сегодняшний день проза, драматургия, киносценарии, публицистика писателя и большой корпус писем. Издание опирается на подготовленное вдовой писателя А. Н. Пирожковой (при участии С. Н. Поварцова) собрание: Бабель И. Сочинения: В 2 т. М., 1990.

В раздел творческих текстов по сравнению с двухтомником добавлены рассказы «Справка» и «Кольцо Эсфири», глава из коллективного романа «Большие пожары», два очерка из цикла «Листки

За счет писем Т. В. Кашириной (Ивановой), до сих пор известных лишь в журнальной публикации, почти вдвое расширен эпистолярный раздел.

Структура нашего издания отличается от большинства существующих. Новеллист до мозга костей, Бабель, тем не менее, стремился к большим формам. Судьба его романа о ЧК остается неизвестной. Но и публиковавшиеся тексты, как правило, рассматривались им как часть цикла или книги. Свободных, «беспризорных» рассказов у Бабеля не так много, причем большинство относится к раннему периоду, когда его поэтика только складывалась.

Лишь дважды писательские замыслы были реализованы полностью («Одесские рассказы», «Конармия»). Однако и в других случаях несобранные и незавершенные книги и циклы поддаются реконструкции.

Основой четырехтомника, в первую очередь, стала композиция материала по тематике и циклам и лишь затем, преимущественно в третьем томе, — по хронологии и жанрам.

Первый том — одесский и петроградский. Его внутренний сюжет — становление героя-рассказчика на фоне жизни дореволюционной Одессы и послереволюционного Петрограда.

Помимо собранных самим автором «Одесских рассказов», вместе с тематически примыкающими к ним текстами, которые в цикл не вошли, в особые разделы выделены новеллы, имеющие отношение к не доведенной до конца автобиографической книге «История моей голубятни» и цикл петербургских очерков. Здесь же публикуются жанровые модификации одесских рассказов: киносценарий «Беня Крик» и драма «Закат». На основе тематической близости в том включены киносценарий «Блуждающие звезды», обработка прозы Шолом-Алейхема, и кинорассказ, написанный по одной из частей сценария.

Второй том — конармейский. Здесь публикуются практически все сохранившиеся материалы, из которых выросла главная бабелевская книга: газетные заметки, дневник и рабочие записи.

Книга «Конармия» в составе 34 новелл печатается по изданию 1931 г. Позднее написанные «Поцелуй» и «Аргамак» вместе c текстами, не включенными в книгу самим Бабелем, вынесены в приложение: точное их место в конструкции книги определить невозможно, а механическое расположение в конце, с нашей точки зрения, нарушает сложившуюся композицию. В сравнении с изданием 1990 г. в текст «Конармии» внесено более 100 исправлений.

Третий том — тематически самый разнообразный. Он обозначает контекст главных бабелевских созданий: сюда входят оставшиеся вне циклов ранние и поздние рассказы, две новеллы из книги о коллективизации «Великая Криница», пьеса «Мария», киносценарии, публицистика, мемуары, выступления.

Четвертый том — эпистолярно-мемуарный. Наряду с бабелевскими письмами в нем печатается книга А. Н. Пирожковой «Семь лет с Исааком Бабелем» — важнейший источник биографии писателя, существенно дополняющий эпистолярный раздел. Это первая в Россия публикация полного варианта мемуаров с незначительными дополнениями, сделанными по авторской машинописи.

В 1916 году никому не известный литератор Баб-Эль объявил: в русскую литературу должен явиться «так нужный нам, наш национальный Мопассан». Единственный в России город, на который в этом смысле есть надежда, — Одесса.

«В последнее время приохотились писать, как живут, любят, убивают и избирают в волостные старшины в Олонецкой, Вологодской или, скажем, в Архангельской губернии. Пишут все это самым подлинным языком, точка в точку так, как говорят в Олонецкой и Вологодской губерниях. Живут там, оказывается, холодно, дикости много. Старая история. И скоро об этой старой истории надоест читать. Да уже и надоело. И думается мне: потянутся русские люди на юг, к морю и солнцу. <…> Чувствуют — надо освежить кровь. Становится душно. Литературный Мессия, которого ждут столь долго и столь бесплодно, придет оттуда — из солнечных степей, обтекаемых морем».

Но явиться этот Мессия должен не с новым словом, а с новым образом. «От рассуждений об Одессе моя мысль обращается к более глубоким вещам. Если вдуматься, то не окажется ли, что в русской литературе еще не было настоящего, радостного, ясного описания солнца?»

После шестнадцатого года автор этой программы много скитался по России, в Петербурге пережил революцию, работал в газетах и ВЧК, под именем Кирилла Васильевича Лютова прошел с Первой Конной армией по Украине и Польше.

В начале двадцатых годов, после публикации первых рассказов об этом походе, стало ясно, что семь лет — эпоху — назад он писал о себе: литературный Мессия с солнцем в крови явился, как и предсказывалось, из Одессы.

Впрочем, в его родословной были замечены вполне неожиданные северные предшественники. «Под пушек гром, под звоны сабель от Зощенко родился Бабель», — вспомнит через много лет старую эпиграмму еще один одессит, В. Катаев.

Мопассан — Одесса — солнце: таковы волшебные слова, вызвавшие к жизни нового литературного пророка и новую литературную школу, которую назовут южнорусской или одесской.

С солнцем и Одессой, кажется, все понятно, но при чем тут этот французский классик, а не, скажем, Флобер или Толстой?

Мопассан, по Бабелю, — писатель, культивировавший редкий в русской литературе жанр.

«Мне кажется, что о технике рассказа хорошо бы поговорить, потому что этот жанр у нас очень не в чести. Надо сказать, что и раньше этот жанр у нас никогда в особенном расцвете не был, здесь французы впереди нас. Собственно, настоящий новеллист у нас — Чехов. У Горького большинство рассказов — это сокращенные романы. У Толстого тоже сокращенные романы, кроме „После бала“. Это настоящий рассказ. Вообще у нас рассказы пишут плоховато, больше тянутся на романы», — уже в тридцатые годы объяснял Бабель начинающим писателям.