Том 1. Стихотворения и поэмы 1899-1926

Волошин Максимилиан Александрович

11 сентября 1915

Биарриц

Армагеддон

Л. С. Баксту

«Три духа, имеющие вид жаб… соберут царей вселенной для великой битвы… в место, называемое Армагеддон…»

Откровение, XVI, 12-16

Положив мне руки на заплечье (Кто? – не знаю, но пронзил испуг И упало сердце человечье…) Взвел на холм и указал вокруг. Никогда такого запустенья И таких невыявленных мук Я не грезил даже в сновиденьи! Предо мной, тускла и широка, Цепенела в мертвом исступленьи Каменная зыбь материка. И куда б ни кинул смутный взор я – Расстилались саваны пустынь, Русла рек иссякших, плоскогорья; По краям, где индевела синь, Громоздились снежные нагорья И клубились свитками простынь Облака. Сквозь огненные жерла Тесных туч багровые мечи Солнце заходящее простерло… Так прощально гасли их лучи, Что

тоскою мне сдавило горло И просил я: «Вещий, научи: От каких планетных ураганов Этих волн гранитная гряда Взмыта вверх?» И был ответ: «Сюда По иссохшим ложам океанов Приведут в день Страшного Суда Трое жаб царей и царства мира Для последней брани всех времен. Камни эти жаждут испокон Хмельной желчи Божьего потира. Имя этих мест – Армагеддон».

3 октября 1915

Биарриц

«Не ты ли…»

Не ты ли В минуту тоски Швырнул на землю Весы и меч И дал безумным Свободу весить Добро и зло? Не ты ли Смесил народы Густо и крепко, Заквасил тесто Слезами и кровью И топчешь, грозный, Грозды людские В точиле гнева? Не ты ли Поэта кинул На стогны мира Быть оком и ухом? Не ты ли Отнял силу у рук И запретил Сложить обиды В глубокой чаше Земных весов, Но быть назначил Стрелой, указующей Разницу веса? Не ты ли Неволил сердце Благословить Убийц и жертву, Врага и брата? Не ты ли Неволил разум Принять свершенье Непостижимых Твоих путей Во всем гореньи Противоречий, Несовместимых Для человечьей Стесненной мысли? Так дай же силу Поверить в мудрость Пролитой крови; Дозволь увидеть Сквозь смерть и время Борьбу народов, Как спазму страсти, Извергшей семя Всемирных всходов!

1 декабря 1915

Париж

Усталость

М. Стебельской

«Трости надломленной не преломит

И льна дымящегося не угасит».

Исаия 42, 3

И тогда, как в эти дни, война Захлебнется в пламени и в лаве, Будет спор о власти и о праве, Будут умирать за знамена… Он придет не в силе и не в славе, Он пройдет в полях, как тишина; Ничего не тронет и не сломит, Тлеющего не погасит льна И дрожащей трости не преломит. Не возвысит голоса в горах, Ни вина, ни хлеба не коснется – Только всё усталое в сердцах Вслед Ему с тоскою обернется. Будет так, как солнце в феврале Изнутри неволит нежно семя Дать росток в оттаявшей земле. И для гнева вдруг иссякнет время, Братской распри разомкнется круг, Алый Всадник потеряет стремя, И оружье выпадет из рук.

27 сентября 1915

Биарриц

II. Пламена Парижа

Весна («Мы дни на дни покорно нижем…»)

А. В. Гольштейн

Мы дни на дни покорно нижем. Даль не светла и не темна. Над замирающим Парижем Плывет весна… и не весна. В жемчужных утрах, в зорях рдяных Ни радости, ни грусти нет; На зацветающих каштанах И лист – не лист, и цвет – не цвет. Неуловимо-беспокойна, Бессолнечно-просветлена, Неопьяненно и не стройно Взмывает жданная волна. Душа болит в краю бездомном; Молчит, и слушает, и ждет… Сама природа в этот год Изнемогла в бореньи темном.

26 апреля 1915

Париж

Париж в январе 1915 г

Кн. В. Н. Аргутинскому

Всё тот же он во дни войны, В часы тревог, в минуты боли… Как будто грезит те же сны И плавит в горнах те же воли. Всё те же крики продавцов И гул толпы, глухой и дальний. Лишь голос уличных певцов Звучит пустынней и печальней. Да ловит глаз в потоках лиц Решимость сдвинутых надбровий, Улыбки маленьких блудниц, Войной одетых в траур вдовий; Решетки запертых окон Да на фасадах полинялых Трофеи праздничных знамен, В дождях и ветре обветшалых. А по ночам безглазый мрак В провалах улиц долго бродит, Напоминая всем, что враг Не побежден и не отходит. Да светы небо стерегут, Да ветр доносит запах пашни, И беспокойно-долгий гуд Идет от Эйфелевой башни. Она чрез океаны шлет То бег часов, то весть возмездья, И сквозь железный переплет Сверкают зимние созвездья.

19 февраля 1915

Париж

Цеппелины над Парижем

А. Н. Ивановой

Весь день звучали сверху струны И гуды стерегущих птиц. А после ночь писала руны, И взмахи световых ресниц Чертили небо. От окрестных Полей поднялся мрак и лёг. Тогда в ущельях улиц тесных Заголосил тревожный рог… И было видно: осветленный Сияньем бледного венца, Как ствол дорической колонны, Висел в созвездии Тельца Корабль. С земли взвивались змеи, Высоко бил фонтан комет И гас средь звезд Кассиопеи. Внизу несомый малый свет Строений колыхал громады; Но взрывов гул и ядр поток Ни звездной тиши, ни прохлады Весенней – превозмочь не мог.

18 апреля 1915

Париж

Реймская богоматерь

Марье Самойловне Цетлин

Vuе de trois-quarts, la Cath'edrale de Reims 'evoque une grande figure de femme agenouill'ee, en pri'ere.

Rodin [15]

В минуты грусти просветленной Народы созерцать могли Ее – коленопреклоненной Средь виноградников Земли. И всех, кто сном земли недужен, Ее целила благодать, И шли волхвы, чтоб увидать Ее – жемчужину жемчужин. Она несла свою печаль, Одета в каменные ткани, Прозрачно-серые, как даль Спокойных овидей Шампани. И соткан был ее покров Из жемчуга лугов поемных, Туманных утр и облаков, Дождей хрустальных, ливней темных. Одежд ее чудесный сон, Небесным светом опален, Горел в сияньи малых радуг, Сердца мерцали алых роз, И светотень курчавых складок Струилась прядями волос. Земными создана руками, Ее лугами и реками, Ее предутренними снами, Ее вечерней тишиной. …И, обнажив, ее распяли… Огонь лизал и стрелы рвали Святую плоть… Но по ночам, В порыве безысходной муки, Ее обугленные руки Простерты к зимним небесам.

15

Видимый на три четверти, Реймский собор напоминает фигуру огромной женщины, коленопреклоненной, в молитве.

Роден (фр.).

19 февраля 1915

Париж

Lutetia Parisiorum

«Fluctuat nес mergitur» [16]

Париж, Царьград и Рим – кариатиды При входе в храм! Вам – солнцам-городам, Кольцеобразно легшим по водам, Завещан мир. В вас семя Атлантиды Дало росток. Пророки и друиды Во тьме лесов таили Девы храм, А на реке, на месте Notre-Dame Священник пел заутрени Изиды. Париж! Париж! К какой плывет судьбе Ладья Озириса в твоем гербе С полночным грузом солнечного диска? Кто закрепил на площади твоей Драконью кровь волхвов и королей Луксорского печатью обелиска?

16

Его качает, но он не тонет (лат.)

22 апреля 1915

Париж

Парижу

Е. С. Кругликовой

Неслись года, как клочья белой пены… Ты жил во мне, меняя облик свой; И, уносимый встречною волной, Я шел опять в твои замкнуться стены. Но никогда сквозь жизни перемены Такой пронзенной не любил тоской Я каждый камень вещей мостовой И каждый дом на набережных Сены. И никогда в дни юности моей Не чувствовал сильнее и больней Твой древний яд отстоенной печали На дне дворов, под крышами мансард, Где юный Дант и отрок Бонапарт Своей мечты миры в себе качали.

19 апреля 1915

Париж

Голова Madame de Lamballe

(4 сент. 1792 г.)

Это гибкое, страстное тело Растоптала ногами толпа мне, И над ним надругалась, раздела… И на тело Не смела Взглянуть я… Но меня отрубили от тела, Бросив лоскутья Воспаленного мяса на камне… И парижская голь Унесла меня в уличной давке, Кто-то пил в кабаке алкоголь, Меня бросив на мокром прилавке.. Куафёр меня поднял с земли, Расчесал мои светлые кудри, Нарумянил он щеки мои, И напудрил… И тогда, вся избита, изранена Грязной рукой, Как на бал завита, нарумянена, Я на пике взвилась над толпой Хмельным тирсом… Неслась вакханалия. Пел в священном безумьи народ… И, казалось, на бале в Версале я – Плавный танец кружит и несет… Точно пламя гудели напевы. И тюремною узкою лестницей В башню Тампля к окну Королевы Поднялась я народною вестницей.