Том 10. Дживс и Вустер
Шрифт:
— Собираешься преподнести очередной план?
— Всегда готов.
Она обреченно вздохнула.
— Так я и думала. Только этого не хватало. Кажется, хуже некуда, но ты сумеешь все окончательно погубить. С твоими способностями это раз плюнуть. Давай, Берти. Принимайся задело. Мне уже безразлично. Отчасти даже любопытно, как тебе удастся ввергнуть наш дом в еще более темные и глубокие бездны ада. Вперед, мой мальчик… Что ты там ешь?
— Трудно сказать. Тост с каким-то паштетом. Похоже на клей с запахом говяжьего экстракта.
— Дай, — вяло проронила она.
— Только жуйте осторожно, — предупредил я. — К зубам прилипает теснее, чем брат. [41]
Дживс материализовался на ковре. Как всегда, совершенно бесшумно.
— Записка для вас, сэр.
— Для меня, Дживс?
— Для вас, сэр.
— От кого, Дживс?
— От мисс Бассет, сэр.
— От кого от кого, Дживс?
— От мисс Бассет, сэр.
— От мисс Бассет, Дживс?
— От мисс Бассет, сэр.
Тут тетя Далия, проглотив кусочек тоста то ли с замазкой, то ли с клеем, отложила его в сторону и, по-моему, несколько раздраженно попросила нас, ради всего святого, не разыгрывать водевильных сцен, ибо она и так слишком много выстрадала, чтобы выслушивать, как мы подражаем двум макам. [42] Желая, как всегда, услужить тетушке, я кивком отпустил Дживса, и он, мелькнув, испарился. Любое привидение позавидует.
41
К зубам прилипает теснее, чем брат. — Аллюзия на изречение из Библии: «Кто хочет иметь друзей, тот и сам должен быть дружелюбным; и бывает друг, более привязанный, нежели брат» (Притчи Соломона, 18: 24).
42
Мак — презрительная кличка шотландца.
— Интересно, о чем может писать мне эта барышня? — удивился я, вертя конверт в руках.
— Вскрой, черт подери, и прочти.
— Прекрасная мысль, — сказал я и последовал совету.
— А если тебе интересно, что собираюсь делать я, — продолжала тетя Далия, направляясь к двери, — то знай: пойду в свою комнату, выполню несколько дыхательных упражнений по системе йогов и постараюсь забыться.
— Хорошо, — рассеянно отвечал я, пробегая глазами страницу номер один. Перевернув ее, я не смог сдержать дикого вопля, сорвавшегося с моих губ. Тетя Далия шарахнулась от меня, как испуганный мустанг.
— Перестань орать! — воскликнула она, вся дрожа.
— Но, черт побери…
— До чего же ты несносен, урод несчастный, — вздохнула тетушка. — Помню, много лет назад тебя оставили в колыбели одного и ты чуть не подавился пустышкой, весь посинел. И я, дурища такая, вытащила пустышку и спасла тебе жизнь. Вот что, Берти, случись тебе еще раз подавиться пустышкой, на мою помощь не рассчитывай.
— Но, черт побери! — вскричал я. — Вы даже не представляете, что случилось! Мадлен Бассет пишет, что выходит за меня замуж!
— Поделом тебе, — выходя из комнаты, бросила тетушка. Прямо что-то такое из рассказа Эдгара Аллана По.
Я и сам, наверное, сильно походил сейчас на что-то такое из рассказа Эдгара Аллана По, поскольку полученное последнее известие, как вы сами понимаете, чувствительно меня потрясло. Раз эта чертова Бассет, исходя из ложного предположения, будто сердце Вустера издавна и безраздельно принадлежит ей и готово выйти на замену по первому свистку, надумала выпустить запасного игрока, значит я, согласно требованиям душевной тонкости и чести, обязан сделать шаг вперед и соответствовать. Другого выбора нет. Тут просто так не отмахнешься. Налицо все признаки того, что пришел мой конец, притом навеки.
И все-таки, хоть я и сознавал, что ситуация сложилась не совсем так, как хотелось бы, я не терял надежды найти путь к спасению. Человек более ничтожный, угодив в подобную передрягу, наверняка сразу же выбросил бы на ринг полотенце и прекратил борьбу; но в том-то и дело, что мы, Вустеры, не из таких.
Начал я с того, что перечитал записку. Не то чтобы я рассчитывал при повторном прочтении найти для нее иное истолкование, но это помогло мне убить время, пока мозг как следует раскочегарится. Затем, чтобы стимулировать мыслительный процесс, я съел еще порцию фруктового салата, а заодно и ломоть торта. И только когда дошел до сыра, колесики заработали. Я понял, что делать. На вставший передо мной вопрос, а именно: под силу ли Бертраму справиться с этой трудностью, я теперь уверенно мог ответить: запросто!
Главная штука в таких делах, как разбой на большой дороге, — это не потерять голову, сохранить хладнокровие и постараться определить заводилу. Когда главари известны, можно правильно оценить обстановку.
В данном случае заводилой была, бесспорно, Бассет. Она начала первая, изгнав Гасси, и, совершенно очевидно, чтобы все распутать и прояснить, надо первым делом заставить ее пересмотреть свою позицию и вернуть Гасси на прежнюю роль. Тем самым освободится Анджела, Таппи частично спустит пары, и можно будет надеяться, что все постепенно придет в порядок.
Я принял решение, что вот сейчас, только съем еще кусочек сыра, сразу же разыщу эту злосчастную Бассет и пущу в ход все свое красноречие.
И тут как раз входит она. Этого, конечно, следовало ожидать. Ну, то есть понятное дело — сердечная драма и все такое, но если знаешь, что на столе в столовой выставлены разные холодные закуски, рано или поздноты туда явишься, как ни крутись.
Взор ее с порога устремился на семгу под майонезом, и она рванула бы к столу прямо с места, если бы в эту минуту я от волнения не опрокинул стакан с виски, которым пытался успокоить душевное волнение. Она обернулась на звон, и воцарилось минутное замешательство. Лицо ее несколько порозовело, глаза вылупились.
— О! — произнесла она.
Я давно замечал, что в минуту неловкости главное — заняться делом. Займи чем-нибудь руки, и битва наполовину выиграна. Я схватил тарелку и бросился наперерез.
— Положить вам семги?
— Благодарю.
— И чуточку салата?
— Если вам не трудно.
— И налить что-нибудь выпить? Какого яду?
— Я бы выпила апельсинового соку.
Тут она вдруг задохнулась — не поперхнулась апельсиновым соком, я еще не успел ей поднести, а от избытка чувств под наплывом нежных воспоминаний, которые в ней пробудили эти два слова: «апельсиновый» и «сок». Все равно как если бы упомянуть спагетти в разговоре со старым шарманщиком из Италии. Лицо ее порозовело еще гуще, в чертах выразилась мука, и стало очевидно, что дальше ограничивать разговор такой нейтральной тематикой, как семга под майонезом, не получится. Она, видимо, это тоже поняла, так как, когда я собрался было взять быка за рога и перейти к делу и произнес уже: «Э-э-м-м-м», — она в это же самое время тоже произнесла: «Э-э-м-м-м», — и оба эти невнятных возгласа, прозвучав одновременно, столкнулись в воздухе на полпути.
— Извините.
— Прошу прощения.
— Вы хотели что-то сказать?
— Вы хотели что-то сказать?
— Нет, вы, пожалуйста, договорите.
— Ну, ладно.
Я поправил галстук, я всегда его поправляю, когда разговариваю с барышнями, и, очертя голову, выговорил:
— Гм, по поводу вашей записки от сегодняшнего числа…
Она снова покраснела и с великим напряжением отправила в рот кусок семги.
— Вы получили мою записку?
— Да, я получил вашу записку.
— Я поручила Дживсу вам передать.