Том 10. Дживс и Вустер
Шрифт:
И чем усерднее я старался сообразить, что именно на меня обрушилось, тем меньше понимал, откуда ветер дует.
— Тетя Далия, что такое? — спросил я.
— Мне кажется, чай, — отвечала тетушка. — Впрочем, тебе виднее.
Без сомнения, я бы нетерпеливо взмахнул рукой, но побоялся пролить целебный напиток. Признаться, меня так и подмывало сделать нетерпеливый жест.
— Я не о чае! При чем здесь чай? Вы чуть свет вторгаетесь ко мне, требуете, чтобы я вставал и одевался. Нелепость какая-то.
— Я к тебе, как ты выражаешься, вторглась, потому что телеграммы не произвели
— Но я не хочу работать.
— Мало ли что! Никто тебя не спрашивает. В Бринкли есть работа для настоящего мужчины. И чтобы через двадцать минут ты был как штык.
— Не могу я через двадцать минут быть как штык. Я при последнем издыхании.
Тетя Далия задумалась.
— Ладно, — сказала она. — По своей доброте дам тебе день-другой, чтобы ты очухался. Договорились, жду тебя самое позднее тридцатого.
— Но, черт подери, что стряслось? О какой работе вы говорите? Зачем мне работа? Что еще за работа такая?
— Если ты помолчишь минуту, объясню. Работа нетрудная и очень приятная. Тебе понравится. Ты когда-нибудь слышал о маркет-снодсберийской средней классической школе?
— Никогда.
— Это средняя классическая школа в Маркет-Снодсбери. Я довольно сухо заметил, что нетрудно догадаться.
— Откуда мне знать, что ты со своими умственными способностями налету все хватаешь? — парировала тетушка Далия. — Ну, ладно. Маркет-снодсберийская средняя классическая школа, как ты догадался, — это классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери. И я — одна из ее попечительниц.
— В смысле, одна из надзирательниц?
— Берти, довольно молоть вздор! Послушай, олух Царя небесного. Помнишь, у вас в Итоне был Попечительский совет? Нечто подобное существует и в маркет-снодсберийской средней классической школе, и я в нем состою. Мне поручено организовать церемонию вручения призов за летний семестр. Она состоится в последний день месяца, то есть тридцать первого. Ты все понял?
Я отпил еще немного живительной влаги и утвердительно кивнул. Столь очевидные вещи были доступны моему пониманию даже после вчерашней попойки.
— Разумеется. Что тут мудреного? Маркет… Снодсбери… средняя школа… Попечительский совет… вручение призов… Уж куда проще… Но при чем тут я?
— Ты будешь вручать призы.
Я захлопал глазами. Бред какой-то. Чтобы ляпнуть такую чушь, надо весь день просидеть на солнцепеке без шляпы.
— Я?
— Ты.
Я еще больше выпучил глаза.
— Вы хотите сказать, я?
— Именно.
Глаза у меня полезли на лоб.
— Вы надо мной смеетесь, тетенька.
— Еще чего! Будто у меня дел других нет. Призы должен был вручать викарий, но, когда приехала домой, я нашла от него письмо: он подвернул ногу и вынужден отказаться. Представляешь, в каком я положении? Всех обзвонила, никто не может. И тогда я вспомнила о тебе.
Я решил в зародыше пресечь эту безумную затею. Бертрам Вустер готов угождать
— И надеетесь, я соглашусь раздавать призы в этой вашей «Дотбойз-холл» [5] для придурков?
— Надеюсь.
— И держать речь?
— Само собой.
Я иронически рассмеялся.
— Ради Бога, перестань булькать. Я с тобой серьезно разговариваю.
— Я не булькал. Я смеялся.
— В самом деле? Приятно, что моя просьба так тебя радует.
— Это был иронический смех, — объяснил я. — Никаких призов я вручать не собираюсь. Не буду, и все. Точка.
5
Дотбойз-холл — школа для мальчиков в романе Диккенса «Николас Никлби», где царит палочная дисциплина, отупляющая учеников.
— Будешь, мой дорогой, или никогда больше тебе не переступить порог моего дома. Ты понимаешь, что это значит. Не видать тебе обедов Анатоля, как своих ушей.
Я содрогнулся. Тетушка говорила о своем поваре, выдающемся маэстро. Царь и бог в своем деле, единственный и непревзойденный, творящий из продуктов нечто божественное, тающее во рту, Анатоль магнитом притягивал меня в Бринкли-Корт. Стоит мне о нем вспомнить — и сразу слюнки текут. Счастливейшие минуты жизни я провел, поедая жаркое и рагу, сотворенные этим великим человеком, и мысль о том, что меня больше никогда не подпустят к кормушке, была невыносима.
— Опомнитесь, тетя Далия! По-моему, вы хватили через край!
— Ага, знала, что тебя проймет, обжора несчастный.
— При чем здесь обжора, — с достоинством возразил я. — Тот, кто отдает должное кулинарному искусству гения, вовсе не обжора.
— Не стану скрывать, я сама в восторге от его стряпни, — призналась тетушка. — Но, имей в виду, если ты откажешься выполнить эту простую, легкую и приятную работу, тебе не перепадет ни кусочка. Даже понюхать не дам. Намотай это себе на ус.
Я понял, что меня, как дикого зверя, загнали в ловушку.
— Но почему я? Кто я такой? Ну, подумайте сами.
— Думала, и не раз.
— Послушайте, я совсем не тот, кто вам нужен. Чтобы вручать призы, надо быть важной птицей. Помнится, у нас в школе это делал, кажется, премьер-министр.
— Ох, ну ты же учился в Итоне. Мы у себя в Маркет-Снодсбери не столь разборчивы. Нам подойдет любой, кто носит краги.
— Почему бы вам не обратиться к дяде Тому?
— К дяде Тому?!
— Ну да. Ведь он же носит краги.
— Ладно, объясню, — сказала тетушка. — Помнишь, в Каннах я спустила в баккара все до нитки? Теперь мне надо подольститься к Тому и выложить все начистоту. Если сразу после этого я приступлю к нему с просьбой надеть пропахшие лавандой перчатки и цилиндр, дабы вручить призы ученикам маркет-снодсберийской классической школы, дело дойдет до развода. Том приколет записочку к игольнику — и был таков. Нет уж, мой милый, ты, и никто другой, так что мужайся.