Том 14. Убийство - завтра!
Шрифт:
— Дон, — взмолилась я дрожащим голосом, — выйдем отсюда, пожалуйста!
— Мы пока еще не можем выйти, Мэвис, — сказал он спокойно, — надо сначала кое-что уладить. Зажги-ка эти свечи.
Он протянул мне коробок спичек.
Я зажгла все четыре свечи, затем отошла в сторону, ощущая холодную сырость. Дон включил фонарик, мерцающее пламя свечей озарило склеп каким-то теплым подвижным светом.
— А теперь, — сказал Дон незнакомым мне резким голосом, — первым делом мы решим вопрос о моей доле наследства.
— Вы
— Правильно, — согласился Дон. — Каковы были условия?
— Вы их знаете не хуже моего, — отвечал адвокат.
— Я бы хотел их выслушать снова. — Голос Дона звучал необычайно вкрадчиво. — Не надо спорить со мной, Фейбиан.
— Прекрасно. Вы должны быть женаты, и вы вместе с женой должны провести последние семьдесят два часа в «Толедо».
— Но «Толедо» вовсе не означает один лишь дом, не так ли? — спросил Дон.
— Если вы настаиваете на точности, то «Толедо» — название всего имения.
— Благодарю вас.
— Какая разница? — пожал плечами Фейбиан.
— Весьма существенная. Видите ли, моя жена провела последние семьдесят два часа в «Толедо». Не в доме, но на территории имения.
— Вы можете это доказать? — усмехнулся Фейбиан. — Полагаю, вы не надеетесь, что я поверю вам на слово?
— Да, я могу это доказать. И очень быстро это сделаю. Я приготовил заявление, которое вам придется подписать.
— Под угрозой пистолета? — жестко рассмеялся адвокат.
— Я представлю вам доказательства буквально через несколько минут, — повторил Дон, — но прежде нам надо решить другие вопросы.
Он посмотрел на гроб, на горящие свечи.
— Гробница моего отца. По условиям мы должны находиться здесь. Я его сын. Женщины были проклятием его жизни, они тащили его в пропасть… Они были проклятием в моей жизни, соблазняя меня своими красивыми телами, чтобы скрыть от меня свои злые помыслы. Но мой отец был слаб, он подчинялся им. Я сильнее.
Голос Дона зазвучал более резко и страстно.
— Сначала у него была эта испанка — колдунья, так называемая моя мать, которая запирала меня в темном чулане, чтобы научить покорности… После этого появилась пустоголовая шлюха — южанка, которую больше интересовал садовник, чем пасынок. И наконец, Эдвина с ее грязным умишком и пристрастием ко всякого рода сексуальным извращениям. Эдвина настроила отца против меня.
Голос Дона внезапно изменился.
— Я любил отца, но Эдвина отвратила его сердце от меня всяческой ложью, опутала черными чарами… Впрочем, вам-то обо всем этом известно, не так ли, Фейбиан?
— Что вы имеете в виду? — занервничал тот.
— Разумеется, подвал, — холодно отвечал Дон, — темнота, зажженные свечи, жуткие маски и цепи. Эдвине казалось недостаточным совратить отца, заставить его участвовать в ее игрищах. Ей требовались еще и другие. В подвал стали ходить вы сами, моя сестрица с ее ненасытным сладострастием.
— Вы сошли с ума! — испуганно крикнул Фейбиан.
— «Время проходит — я остаюсь», — прошептал Дон. — Отец умер, а подвал остался… И Эдвина тоже осталась. Таким образом, вы зачастили туда, Фейбиан. Ванда тоже.
Вам троим это казалось возвращением старых времен: снова зажигались свечи, надевались маски…
— Ложь! — тонким голосом завопил тот. — Вам ничего не удастся доказать.
Дон засмеялся так горько, что я невольно задрожала.
— Доказать? — спросил он. — Не сомневайтесь, у меня есть доказательства решительно всего… Последние пять лет вы вели роскошный образ жизни, жили явно не по средствам. Вы могли себе это позволить, распоряжаясь состоянием отца. В конце, разумеется, вам предстояло отчитаться, но вы решили избежать ответственности.
Вам были точно известны условия нового завещания отца. Вы знали, что вам достанется равная с остальными доля, и заранее подготовились решить свои проблемы. К этому времени Эдвина стала для вас помехой, допускаю, что она даже вас шантажировала. И поэтому вы ее убили: таким образом одновременно избавились от опасности быть разоблаченным ею и от еще одного претендента на наследство.
Ванда тоже стала для вас опасной. Она вышла замуж за психиатра, который мог в любой момент обнаружить ее любовную связь с вами… Поэтому вы убили и ее, устранив угрозу разоблачения и высвободив новую долю наследства для себя.
Фейбиан вытер лоб белым платком.
— Послушайте, — заговорил он дрожащим голосом, — я признаю… то, что вы сказали о подвале… Эдвина и Ванда… В известной степени это правда. Но я их не убивал! Клянусь!
— Надеюсь, вы не рассчитываете, чтобы я вам поверил? — спросил Дон. — Теперь слишком поздно протестовать, заявляя о своей невиновности. Вам я могу предложить только одно: быструю кончину, Фейбиан, вы ведь не захотите переносить позор публичного суда?.. С вашей гипертрофированной чувствительностью?
Заголовки в газетах, — продолжал Дон, — фотографии, разоблачения пикантной подробности вашей личной жизни — с каким восторгом это воспримет общественность. А в конце — ожидание газовой камеры.
Наступила мертвая тишина, потом Дон добавил:
— Подпишите обе эти бумаги, Фейбиан, и больше вам не о чем будет волноваться.
— Обе? — прошептал тот.
— Конечно, — равнодушно ответил Дон. — Одна — полное признание в убийствах, а вторая констатирует, что моя жена подходит под условия второго завещания, и поэтому мы имеем право на нашу долю наследства.