Том 17. Убийца среди нас
Шрифт:
— Ты уже говорил с Джо Фрайбергом?
— Только с Ирвингом Хойтом.
— Ирвинг Хойт? Кто такой Ирвинг Хойт?
— Ты что, никогда не слышал о нем?
— Нет, с какой стати?
— Он для Бабе Дюан то же самое, что Хатчинс для Максин, — объяснил я. — Они старые заклятые враги, и, по слухам, каждая новая схватка углубляет раздор. — Еще одна длительная пауза. И судорожный вздох, прозвучавший как ураган над Скалистыми горами. — Пожалуй, мне нужно еще выпить, — пробормотал он, явно обращаясь к себе самому. — Ситуация напоминает монолог Хедды из «Фотопьесы»: «Кому кто враг, кто друг кому, и кто в слезах из-за чего…»
Если учесть цену междугородных переговоров — по доллару за минуту, наша беседа слишком затягивалась.
— Все ясно, — оборвал его я. — До встречи, приятель.
— Да, я снова позвоню завтра вечером, чтобы взбодрить тебя. И помни, Рик, мой мальчик, я буду страшно разочарован, если эта фальшивая история появится в газетах.
— Я знаю.
— Мой мальчик, разве я когда-нибудь сомневался в тебе? — сказал он голосом, пропитанным алкоголем. — Я в замоте, поскольку все время приходится возиться с этими чудовищными карликами: носы у них острые как бритва, и они вечно таскают с собой новенькие атташе-кейсы с собственными золотыми инициалами — ну, ты же знаешь этих банкиров? И все потому, что они отвалили приличную сумму на создание нетленного шедевра, который я собираюсь создать вместе с моей любимой крошкой Максин. Они думают, что это дает им право меня тиранить. Ты понимаешь, мой мальчик, здесь нет ничего личного — клянусь всеми святыми, и пусть я проснусь утром кастратом!
Нет ничего более утомительного, чем разговор с пьяным в стельку болтуном.
— Да-да, конечно, Лестер. Иди и проспись хорошенько.
— Хорошая идея, только я не устал — скорее, слегка возбужден, — оживился он, явно ощутив внезапный прилив энергии. — Почему бы нам еще не потрепаться немного, мой мальчик?
— Почему бы тебе не позвонить кому-нибудь другому по междугородному телефону? — предложил я во внезапном приливе вдохновения. — Открывай новые географические пункты, сидя в своей собственной гостиной. Глядишь, и чувство возбуждения пройдет. Попробуй, например, город Ном на Аляске.
— Прекрасная идея, — продекламировал он медленно торжественно-судьбоносным голосом. — Оператор, соедините меня с городом Ном, Аляска! — Чувствовалось, что он полон энтузиазма. — Послушай, Рик! Я же никого не знаю в Номе на Аляске.
— Позвони Смиту, — с бесконечным терпением объяснил я. — Действуй осторожно, назови его Робертом, а не Джоном. Такой есть почти в каждом городе.
— Пожалуй, ты прав. — Он почти уже согласился. — А если Роберт Смит не захочет говорить со мной?
— Лестер, дружок. — В отчаянье я закрыл глаза. — Допустим, ты сидишь дома и ничего не делаешь, и вдруг звонит телефон и оператор говорит — вам звонят из города Ном, Аляска, разве ты бросишь трубку, даже если никого не знаешь в этом городе?
— Умница ты! — радостно завопил он. — Огромное тебе спасибо, Рик, мой мальчик. Послушай! А если во мне не иссякнет дух первооткрывателя, когда я закончу разговор с Аляской? Ты знаешь еще какие-нибудь отдаленные экзотические, романтические места, куда я мог бы позвонить?
— Пасадина! — рявкнул я и повесил трубку.
Джо Фрайберг предстал передо мной розовощеким толстяком, только щеки были изрезаны глубокими морщинами, а под глазами залегли темные тени. Его звонок разбудил меня утром, и я пригласил Джо на завтрак, чтобы съесть что-нибудь и самому.
— Я звонил в отель вчера вечером, — извинялся он, улыбаясь, — но не застал вас и подумал, что вы пропустили поезд, который Чарли Хатчинс упоминал в своей телеграмме. Я решил, что вы устанете в дороге, и отложил встречу до утра.
— Очень мило с вашей стороны.
Его блуждавшая по пухленьким щечкам улыбка поняла, что прощена, и решила задержаться на лице.
— Вы не представляете, как я рад вас видеть, мистер Холман!
— Зовите меня Рик, — предложил я.
— Великолепно! — Он весь расплылся от удовольствия. — А меня зовут Джо. Я чуть с ума не сошел за последние недели. Как будто мало мне было проблем, когда Максин отказалась играть в пьесе! Я почувствовал себя наверху блаженства, узнав от Лестера Найта, что вы приезжаете, — вы меня просто сняли с крючка, вы понимаете?
Я налил вторую чашку кофе и зажег сигарету.
— Буду откровенен с вами, Джо, — многозначительно заявил я, — не понимаю вас — в прямом и буквальном значении этого слова.
В его глазах снова появилось напряженное, затравленное выражение.
— Как же так, Рик? — беспомощно спросил он.
— Лестер Найт сообщил мне, будто вы угрожали предать огласке слухи, что кто-то пытается убить Дюан. И вы, мол, обратитесь к газетчикам, если он не сумеет удержать Максин Барр и Чарли Хатчинса от дальнейших покушений на ее жизнь.
— Лестер так и сказал? — Фрайберг посмотрел на меня печально, как сенбернар, которого признали алкоголиком, и его третий подбородок нервно задрожал. — Вы должны понять, Рик, что я в то время был под давлением, под очень большим давлением. Может, я и брякнул что-то сгоряча! Вы же знаете, как это бывает, когда на тебя давят и нет времени даже подумать? Но теперь вы здесь, и я знаю, что вы возьмете дело в свои руки, и я очень рад!
— Кто же давил на вас, Джо? — сочувственно спросил я. — Сама Бабе Дюан?
— Бабе не проблема, бедная девочка настолько напугана, что совсем потеряла голову. Нет, на меня давил этот старый козел, Ирвинг Хойт! Если я, дескать, не наведу порядок, то он сам примет меры, и все в таком духе. Он, мне кажется, говорил вполне серьезно, и…
— Мне нужно поговорить с Бабе.
— Пожалуйста, — с готовностью ответил он. — Я здесь как раз для этого, Рик. Любая ваша просьба для меня приказ и в то же время удовольствие, даю вам слово!
— Спасибо, — сказал я. — Забудем на минутку о Максин и Чарли Хатчинсе. Кто-нибудь еще настроен против Бабе? Актеры труппы, например, или директор, может быть, даже рабочие сцены?
Все его подбородки на некоторое время застыли в задумчивости, так что я как раз успел допить кофе.
Потом он отрицательно мотнул головой:
— Пожалуй, нет… Впрочем, минутку! Пат Уэлс!
— Кто она?
— Он — Пат Уэлс, главный герой, партнер Бабе. — Он крепко треснул себя по лбу ладонью. — Как же я мог забыть о нем? Ведь Пат — муж Максин.
— Ее муж? — удивился я.
— Они разошлись примерно год назад, — торопливо объяснил Фрайберг. — Я предложил ему играть вместе с Максин, и он сразу ухватился за это. А когда она отказалась от роли, запил на двое суток и с тех пор, как Бабе заменила Максин, не обменялся с ней лишним словом, за исключением текста пьесы.