Том 19. Ночь лейтенанта Уилера
Шрифт:
— Но, Бога ради, зачем бы она стала принимать такое снадобье, коли задумала нырнуть с пятнадцатого этажа здания? — спросил Лейверс.
— Она ничего не принимала, апоморфин был введен внутримышечно. Не то чтобы это очень важно, но время действия иное, — объяснил доктор Мэрфи. — Его обычно так и вводят, уколом в руку, а не через рот.
— В таком случае дело выглядит так, что ей кто-то немного помог, — сказал я. — Большинство из нас не втыкает иглы в собственную руку!
— Многие это делают, — возразил Мэрфи. — Главным образом наркоманы, но и у других
— Так может быть, она съела несвежую устрицу, — угрюмо предположил Лейверс, — и захотела от нее избавиться, поэтому сделала себе этот укол. А потом решила, что вообще устала от жизни, устрица там или не устрица, поэтому выбралась на карниз и стала там размышлять… Ерунда! Это бессмыслица!
— Через сколько времени после укола наступает реакция? — спросил я у доктора.
Он поскреб затылок и поморщился:
— Очень трудно сказать, потому что я не сталкивался с этим снадобьем с тех пор, как работал в больнице по срочным вызовам. Возможно, минут через десять — пятнадцать.
Шериф с кислым видом ответил на мой вопрошающий взгляд:
— Она сама позвонила к портье и сообщила, что намерена прыгнуть вниз. Они незамедлительно направили наверх гостиничного детектива, чтобы проверить, розыгрыш это или нет… Я живенько прибыл сюда вместе с Полником, вам-то на это потребовалось много больше времени. — Это он выдал мне сквозь стиснутые зубы. — Короче говоря, я предполагаю, что от того момента, когда она звонила портье, и до ее прыжка вниз прошло четверть часа плюс-минус пара минут.
— А шприц обнаружили в ее комнате? — спросил я.
— Вчера его никто не искал, а сегодня там ничего нет. При ней был лишь небольшой чемоданчик с ночной рубашкой, халатиком и прочими мелочами, что вполне естественно, если ты намерен только переночевать в отеле, чтобы утром уехать на первом же автобусе.
— Когда она зарегистрировалась?
— Всего двумя часами ранее. С ней никого не было, никто ей не звонил и не заходил повидаться с ней, насколько это известно дежурному. Жила она в однокомнатной квартире на нечетной стороне Гренвилл-Хэйтс. Полник должен был уже это проверить. У нее, насколько мы смогли выяснить, всего один родственник.
— Кто такой?
— Не такой, а такая. Двоюродная сестра, — ответил Лейверс.
— Ей под шестьдесят, и она необъятной толщины, — веселым голосом подхватил Мэрфи. — Уилер возвратится с полным досье, все до последней родинки будет точно выяснено. Вы ведь наверняка знаете, где ее искать?
— Вы просто мне завидуете, как и шериф! — отрезал я.
Лейверс прекратил нашу пикировку одним гневным взглядом.
— Имя ее двоюродной сестры Долорес Келлер, вообще-то она больше известна как Разящая наповал Долорес. — Он покачал головой, выражая свое неодобрение. — Все, вместе взятое, обладает признаками дела, буквально созданного для Уилера. Полагаю, что к этому времени мне надо твердо понять, что никому не уйти от своей судьбы, верно, доктор?
— Разящая наповал Долорес? — переспросил я. — Как это понять?
— Она сложена как девица, у которой
— В жизни каждого человека приходит такое время, — проникновенно изрек я, — когда он получает вполне заслуженное вознаграждение.
— Надеюсь, я буду поблизости, когда вы получите свое, Уилер, — фыркнул Мэрфи. — Обещаю произвести вскрытие безвозмездно.
— Прежде чем вы приступите, лейтенант, — невозмутимо продолжал Лейверс, — извольте закончить отчет по делу Джефферсона. Как скоро вы это сделаете?
— К концу дня, сэр, — ответил я не задумываясь. — Не беспокойтесь, я сразу же возьмусь за новое дело, как только отчитаюсь по Джефферсону, даже если для этого придется задержаться на работе вечером. Вы же меня знаете, шериф! — Я скромно улыбнулся. — Я человек исполнительный.
— Я бы сказал наоборот, Уилер. Ни о какой исполнительности не может быть и речи.
Глава 2
Когда ночь опустилась на город, а неоновые рекламы замигали и засияли вдоль бульваров, у меня возникла ностальгическая тоска о том времени, когда мир был еще молод, и Уилер вместе с ним. Тогда я мог остановиться с открытым ртом перед огромной афишей, изображающей потрясающую красотку, на которой почти ничего не было надето, и прислушаться к звукам джаза, едва доносившимся из ближайшего кабака. Помнится, мое сердце замирало или, наоборот, начинало учащенно биться в ожидании того дня, когда загадки секса начнут открываться передо мной. С годами вера в чудо слабеет, а вместе с этим прозрением из вашей жизни уходит что-то волшебное и чарующее.
На этот раз неоновые буквы складывались в название «Клуб „Экстраваганца“», а перед входом в него стоял постер с портретом в натуральную величину, окаймленный надписью сверкающими лампочками: «Разящая наповал Долорес — та самая, у которой все говорит само за себя, от шеи и до кончиков пальцев на ногах».
Ностальгические воспоминания нахлынули на меня именно в тот момент, когда я взглянул на него. Сфотографированная в три четверти Долорес выглядела высокой, потрясающе сложенной блондинкой. Руки у нее были закинуты за голову, одета она была в обычные сверкающие «пастиз» — чашечки, слегка поддерживающие грудь, соединенные блестящей тесемочкой, и под стать им трусики, которые правильнее было бы назвать «фиговым листком».
Но меня-то больше всего привлекло ее лицо, а для Уилера это было совершенно новым подходом к женской внешности. Долорес была платиновой блондинкой, ее волосы были полностью забраны назад и перевязаны, образуя на спине порядочный «конский хвост», на лбу же оставалось несколько завитков. Черты лица были крупными, даже резкими. Полные губы изгибались в циничной улыбке, а в темных глазах светился ум, чего никто не ожидал бы увидеть у стриптизерки.
Стоит ли удивляться, что я буквально не мог дождаться, когда окажусь в клубе и увижу ее в натуре.