Том 2. Нервные люди
Шрифт:
— Вы, говорит, которые ветераны и прочее… Сукно вам даем…
Ну и еще что-то такое сказал трогательное. Учителя, голубчики, от умиления плакали даже. И Быков тоже чуть не заплакал. Дрожащим таким голосом сказал:
— Кроме, говорит, сукна еще, говорит, учителю Гребенщикову для сына стипендия будет.
Восторг был, конечно, общий. Хотя какой-то ненасытный учителишка и крикнул:
— Газетку бы, дескать, неплохо… Годами, мол, газетки не видим…
— Газетку! — воскликнул Быков. — Не только газетку, а всем ветеранам
Тут кругом рыдания начали раздаваться. Это старые ветераны, десятки лет работающие на ниве просвещения и не привыкшие к такому отношению, плакали от восторга и умиления.
Хотели качать Быкова, да не поднять было. Много ли силенки у голубчиков? А Быков — дядя все-таки здоровый.
Постояли так маленько и разошлись кто куда.
Прошло четырнадцать лет. Учитель Гребенщиков, постаревший лет на шестьдесят за последние четырнадцать лет, сидел на койке и говорил своему приятелю:
— Опутали, дьяволы… Четырнадцать лет назад обещали, черти шершавые, сыну стипендию дать, и ни черта в волнах не видно.
Другой старикашечка, приятель Гребенщикова, сморкнулся в кулак и сказал:
— Да уж, знаете. Отрез только и дали. А касаемо газет и журналов и прочего — опутали. Газетенку-то все-таки полгода выписывали, а после заглохло.
Старички замолчали, вспоминая свою молодость.
Лучина в избе догорала.
Вот и все, граждане.
А насчет четырнадцати лет Гаврила маленько преувеличил. По совести-то говоря, год всего и прошел.
Но оно и четырнадцать лет смело может пройти при таком вульгарном отношении. Знаем.
А на остальном фронте просвещения все обстоит довольно отлично и симпатично. Дела, как говорится, идут, контора на ундервуде пишет, и жалование работникам просвещения помаленьку выплачивается.
А касаемо этого товарища Быкова — при встрече Гаврила ему голову с корнем оторвет. Потому — не обещай понапрасну.
Так ему, дорогие учителя, и передайте.
Да, между прочим, не забудьте штрипку-то от подштанников спрятать. Некрасиво.
А вообще извините, если кого обидели.
Сельская идиллия
Это дельце, граждане, развернулось в селе Арбузове.
Где это село расположено и сколько, например, в нем несчастных жителей — неизвестно.
Сама газета «Красный Алтай» про это туманно отзывается.
Во всяком случае, в этом селе произошло недавно любовное происшествие. Арбузовский житель Звягин влюбился, представьте себе, в одну постороннюю арбузовскую дамочку.
Влюбился. Стал, конечно, бывать у ней и прочее все такое.
А звягинская женка натурально в это время скучает. И это, представьте себе, на восьмом году революции!
А раз эта звягинская женка и говорит своему отчаянному супругу.
— Я, говорит, не потерплю этого. Я, говорит, товарищ супруг, на вас жаловаться пойду. Мыслимое ли дело влюбляться на восьмом году революции!
А влюбленный Звягин никого и ни черта не слушает и все по-прежнему бывает у своей дамочки.
А раз сидит себе дома арбузовский предсельсовета гражданин Ряховский и кушает кашу с коровьим маслом.
И вдруг вбегает к нему гражданка Звягина и орет:
— Мой, говорит, Звягин обратно пошедши к этой чертовой дамочке. И чего на это смотрит администрация? Нельзя ли, мол, прекратить эту любовную вакханалию? Это, говорит, не восемнадцатый год. Запретите, говорит, ему влюбляться.
Председатель, нажравшись каши, отвечает:
— Прекратить можно. Я, говорит, такую сильную безнравственность на восьмом году революции не могу у себя на селе вытерпеть. Я, говорит, вашего Звягина сейчас арестую с поличным и доставлю к вам, к законной владетельнице.
Председатель докушал кашу, взял понятых и попер к дому этой самой любовной дамочки.
Обшарили понятые весь дом — нету отчаянного любовника.
Председатель говорит:
— Ройте в подвале.
Сунулись в подвал. Так и есть. Сидит Звягин и трясется.
Тут же выволокли за ноги любовника и акт на него сочинили. Каковой акт и напечатан в газете «Красный Алтай» жирным петитом:
…При обыске у гражданки такой-то в подполье обнаружен спрятанный мужчина, принадлежащий гражданке Звягиной. По изъятию и сопровождению его приняты энергичные меры…
Как изъяли этого Звягина — неизвестно. И били ли его по животу или только по морде — тоже неизвестно. Во всяком случае, его доставили по месту принадлежности.
Так и кончилась эта любовь.
Вообще Гаврила презирает этого Звягина. Робкий и нестоящий мужчина.
Другой бы вроде Гаврилы накостылял бы этому председателю по первое апреля — мол, не суйся, бродяга, куда тебе не показано. А этот испужался и в подвал спрятался.
И как это бабы любят такого! Тьфу!
«Великая годовщина»
Где кто что празднует! В Москве — Октябрьскую годовщину. В Ростове-на-Дону — годовщину смерти бывшего хозяина кафе «Ампир».
Прошу читателя встать! И стоя читать этот фельетон из уважения к памяти бывшего хозяина «Ампира».
Но прежде чем приступить к описанию удивительных ростовских событий, дозвольте, дорогие граждане, хорошенько выругаться. Потому, ей-богу, нет сил удержаться!
Итак, с вашего разрешения… Вот черти-то! Вот обормоты! Вот олухи-то!..
Эта отчаянная ругань относится к некоторым ростовским жителям, членам профсоюза нарпита. Более мягкого к себе отношения они не заслуживают.
Сейчас все объясним по порядку. Дайте дух перевести.
Итак, при царском еще прижиме в городе Ростове-на-Дону было отличное уютное кафе «Ампир».