Том 2. Нервные люди
Шрифт:
Это, думаю, худо. Зря в очереди стоял. Однако, делать нечего — пошел ко второму окну.
Встал в очередь. За марками. Начал, конечно, про знакомых думать. Потом про бабушку. Потом вообще о государственном строительстве. Вдруг моя очередь подходит.
Купил на 16 копеек марок. Побежал до своей заказной очереди. Гляжу — она стала еще длинней. Хотел было сунуться без очереди — не разрешают, оттягивают.
Встал тогда в очередь. Начал про всякую чепуху думать. Бабушка чегой-то опять на память пришла. Вообще разные старушки в голове начали
Подаю письмо.
Служащий, блондин, прикинул письмо на весы и говорит:
— Так что письмо тяжелее обыкновенного. Что вы туда камней напихали, что ли? Еще, говорит, прикупите копеек на пять разных марок.
Хотел я опять схлестнуться с этим блондином — опять оттеснили.
Побежал я до окошечка с марками. Стал в очередь. Купил на пятачок марок.
Побежал с марками обратно до своей заказной очереди. Встал в затылок. Стою. Отдыхаю.
Стоял, стоял, вдруг передние граждане что-то зашумели. Что такое? Так что, говорят, вечер приближается. Служащие кончают работу. Нельзя же их цельный день эксплоатировать. А которая публика заказную корреспонденцию отправляет, пущай на телеграф сдает, — третье окно направо.
Ринулась публика туда. Только я один не ринулся.
Я положил письмо в боковой карман, подсчитал в уме чистую прибыль от сегодняшней комбинации и пошел до дому.
Цыганский мотив
Оказывается — цыгане допрыгались. Но это им к счастью.
Был это народ кочевой. Ходили они с места на место. Морочили публике голову. Пели и на картах гадали. Но теперича вовремя за ум взялись.
Газеты про них пишут, будто только в одной Ленинградской области 400 цыган уже получили землю. Наверное, займутся хлебопашеством.
Это, можно сказать, здорово! Это надо вполне приветствовать. Потому уж очень нехорошо было: кругом культура, а тут наряду с этим какие-то непрописанные люди ходят и вообще за коммунальные услуги не платят. Нехорошо! Неприлично как-то!
Но теперь этот грустный мираж рассеялся. Цыгане сели на землю.
Так что из кочевников кто же у нас теперича остался?
Киргизы вот. Да еще наши учреждения. Наши учреждения ведут еще пока вольную кочевую жизнь. Можно сказать — порхают с места на место и меняют свои помещения.
Не знаем, как в других городах, а у нас в Ленинграде это так.
Так что нашему великому гениальному поэту Александру Сергеевичу Пушкину пришлось бы размахнуться на такие цыганские стишки:
Некоторые наши учреждения шумною толпою По ленинградским улицам кочуют, Они сегодня над Невою В домах разрушенных ночуют.Эти стишки были бы напечатаны в вечернем выпуске «Красной газеты».
Так про что ж это я?
Да, касаемо кочевой жизни. Кочуют киргизы и учреждения. Ну, а остальные граждане, можно сказать, плотно сидят на своих местах и не рыпаются.
Работяги
Наиболее всего работы достается Луганскому отделу труда. Уж очень этот отдел старательный. Входит в каждую мелочь.
Другие учреждения перед этим отделом — форменные бездельники.
Вот чего пишут газеты про этот геройский отдел:
Он требует ежемесячного представления сведений о площади в раздевальнях мужских и женских бань, по каждой отдельно. Кроме того, о числе крючков на вешалке, о количестве окон и т. д.
Сначала мы даже удивились — зачем требуются такие сведения ежемесячно?! Неужели в банях окна убывают и прибывают и площадь от сырости уменьшается?!
Но потом сообразили. Может, домишко-то под банями ветхий. Может, он ежемесячно разрушается по частям. А, может, отдел труда как раз этим и интересуется — осталось ли площади, чтоб сходить в баньку — помыться.
Но, может быть, тут есть какие-нибудь другие соображения? Зря, одним словом, запрашивать не будут.
А, может быть, и зря запрашивают.
А только заместо таких глупых вопросов насчет окон запросили бы лучше ту же городскую баньку — есть ли там, дескать, среди сотрудников годовые подписчики на «Пушку» и сколько их?
А то спрашивают о всякой ерунде, а о солидных вещах позабывают.
Кстати, сообщаем несчастным луганским жителям, что ихнее прискорбное существование весьма может быть скрашено разносторонней «Пушкой».
В журнале масса юмора, петита и безобидной сатиры.
Цена номера, во всяком случае, дешевле, чем сходить в ту же луганскую баньку. Цена пять копеек. А в баньку, небось, гривенник берут.
До свиданья! Будьте здоровы!
Красота!
Давеча, товарищи, я в газете вычитал очень даже интересное сообщение. Насчет Америки.
Оказывается, в этой удивительной стране многие автомобили и вагоны железнодорожные имеют свои названия. И ходят не под номерами, как у нас, а под заглавием. И, конечно, выбираются заглавия все больше красивые и поэтические. Как, например, — «Пульмановский вагон», «Рогнеда» или автомобиль — «Ласка любви». Ей-богу, не вру! Так и пишут.
Прочитал я это сообщение — и тоже красоты мне захотелось.
Пущай бы у нас тоже на транспорте такое же начинание ввели. А то пароходы имеют свои названия, а вагоны — нет. Нехорошо. Несимметрично.
Трамвай можно бы назвать как-нибудь поэтически — «Утренняя прохлада» или хотя бы научно — «Масло жмут».
Железнодорожный вагончик хотя и имеет свое заглавие — «Максим Горький», но это заглавие несколько устарело. Не худо бы назвать такой вагон — «Луч солнца» или революционно — «Бывшая баррикада».
Этот жуткий экипаж частника следовало бы назвать поэтически — «Галоша» или — «Надгробное рыдание».