Том 3. Лорд Аффенхем и другие
Шрифт:
— Вот как? Да и вообще, возьми меня. Разве я думал о себе? Нет! Я сказал себе: «Она не понравится твоей племяннице. Выбрось ее из головы, Аффенхем, выбрось из головы».
— Дядя Джордж!
— Э?
— О ком ты говоришь?
— О моей невесте.
— О ком, о ком?
— Лопни кочерыжка, ты знаешь, что такое невеста. Ты сама невеста, прости Господи. Теперь, когда все позади, я могу тебе рассказать. Недавно я обручился с билетершей из «Риволи», ну, на Эрн-хилл. Ее зовут Мадлен. Потом я понял, что вы не поладите, и разорвал помолвку.
Здесь лорд Аффенхем позволил себе маленькую вольность. Помолвку разорвала невеста, которая (надо
Впрочем, пэр совсем не считал себя престарелым. Если забыть редкие приступы ревматизма, настигавшие его суровым английским летом, он чувствовал себя тем же веселым молодым повесой, что и в 1912. Смутили его не прошедшие сорок лет, а чересчур роскошные замашки избранницы. Когда живешь на скромную годовую ренту, трудно являться через день с флакончиком духов или коробкой шоколада. В таких обстоятельствах слушаешь голос бережливости и вдумчиво киваешь.
— Мда, — подытожил он, — вот так. Тебе бы она не показалась, и я принес себя в жертву.
Джейн стояла с открытым ртом.
— Ну и ну! — произнесла она наконец.
— Истинная правда, — сказал лорд Аффенхем тоном Сидни Картона. — Пришлось перешагнуть через себя. Noblesse oblige. [63]
— Вот что бывает, если на минуту оставить тебя без присмотра! Придется водить на поводке. В твои годы…
— Что значит «в мои годы»?
— …шляться невесть где…
63
Положение обязывает (фр.).
— Мне не нравится слово «шляться».
— … и делать предложения билетершам.
— Все лучше, чем принимать предложения от скульпторов.
— Как тебя угораздило отмочить такую глупость? Вообще-то на предложение руки и сердца его толкнула давняя привычка свататься, едва разговор поугаснет и надо заполнить паузу. Это и прежде доводило его до беды, особенно в 1912, 1913, 1920 и 1921 гг., и сейчас он понял, как сильно ошибался. Однако он не стал говорить этого Джейн, поскольку увидел возможность ответить веско и к месту.
— Я тебе объясню, как меня угораздило. Это — первая миловидная особа, которую я встретил с тех пор, как мы сюда переехали. Вот она меня и сразила. Как говорится, колос под ее серпом. В точности то же произошло с тобой. Ты бы на этого Тваина второй раз не поглядела, не окажись ты в Лондонском предместье.
— Чепуха, — отвечала Джейн, но отвечала неуверенно. Лорд Аффенхем, как опытный военачальник, продолжал наступление. Нотка неуверенности не ускользнула от его внимания.
— Я тебе докажу на жизненном примере. Помнишь свою двоюродную бабку Анну? Нет, она умерла за три года до твоего рождения, так что вряд ли вы вообще встречались. Она жила в глухой деревне на границе Уэллса и Шропшира, папенька отправил меня к ней на лето. Сказал — погляди, может, чего выгорит. Ничего не выгорело, она все завещала Распространению Евангелия в Заморских Странах, но я вот к чему: не прошло и недели, я обручился со свояченицей некой миссис Постлвайт, она еще разводила сиамских кошек. Просто от скуки, чтобы как-то убить время. С тобой приключилось ровно то же самое, и мой долг тебя предупредить. Не вздумай выходить от скуки за этого не
Вид у нее был такой, словно она получила пищу для размышлений.
Примерно об эту же пору Билл Холлистер входил в галерею Гиша.
— Заметьте, тик в тик, — сказал он мисс Элфинстоун, — если вы извините это несколько жаргонное выражение. Вчера я вернулся рано и проспал полных восемь часов. Отсюда блеск в глазах, румянец и упругая походка, и отсюда же, без сомнения, то, что вы смотрите на меня с обычной приветливостью, а не как вчера, желтушным китайцем. Я пришел к выводу, о, Элфинстоун, что оба мы, и вы, и я, — дураки. Мы не знаем своей пользы. Где вы живете?
— У тетки, в Кэмден-тауне.
— Если это можно назвать жизнью. А я прозябаю в Челси, на Кингс-род. Вот почему я сказал, что мы дураки. Жить надо в Вэли-Филдз. В этом благословенном месте можно устроиться по первому разряду, по-царски, лучше не придумаешь и так далее. Я знаю, что говорю. Я там ужинал.
— Вы часто бываете в гостях!
— Да, я всеобщий баловень. Вероятно, дело в моей обходительности. Ужинал я у клубного знакомого, Твайна, или Цвайна, как вы предпочитаете его называть. Человека, простите, чертовски бедного, но не успел я переступить порог, как из каждой щели полезли роты дворецких. Вы бы не ошиблись, сказав, что Твайн обитает в мраморных хоромах, где ему прислуживают вассалы и челядинцы. Мало того, его кухарка — настоящая cordon bleu.
— Чего-чего?
— Так я и думал, не проходили. Я хотел сказать, бесподобная повариха. Готовит — пальчики оближешь. Жуткая несправедливость! Твайн — последняя спица в колесе мироздания, а его кухарка трудится не покладая рук, я же занимаю важный пост в прославленной картинной галерее, на меня смотрит вся Бонд-стрит — и что же? Я питаюсь объедками и бутербродами.
— Сегодня вам не придется есть бутерброды. Мистер Гиш сказал, чтобы вы кого-то угостили.
— Кого?
— Не знаю. Покупателя.
— Клиента, моя милая, клиента. Ладно, — сказал Билл, нимало не удивляясь, ибо мистер Гиш, чье пищеварение испортилось еще в 1947, частенько отправлял его кормить потенциальную жертву. — Отлично. Замечательно. Надеюсь, есть будем у Баррибо. Я не был там с тех пор, как папа Гиш продал Матисса в шесть раз дороже настоящей цены и так ошалел на радостях, что пригласил меня спрыснуть. Как вы думаете, клиент достаточно важный, чтоб его там кормить?
— Спросите мистера Гиша. Он хотел вас видеть.
— Меня все хотят видеть. Ладно, уделю ему пять минут. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что какое-то время вам придется обойтись без меня. Ну же, ну, не рыдайте! Я вернусь, когда в полях забелеют ромашки.
В самой галерее мистер Гиш, видом и характером напоминающий саламандру, стоял перед статуэткой голой дамы, которая, судя по всему, разучивала чечетку, и метелочкой стряхивал с нее пыль. Билл галантно приподнял шляпу.
— Мадам, он вам часом не досаждает? — спросил он учтиво. Звук знакомого голоса подействовал на владельца галереи как укус крокодила. Он повернулся вокруг своей оси, блеснул очками в роговой оправе и, подобно мисс Элфинстоун в похожем случае, сказал: «Ха!»