Том 3. Зеленый вертоград. Птицы в воздухе. Хоровод времен. Белый зодчий
Шрифт:
Все же знаем мы, кто Он.
В лик — от лика,
В песнь — от крика,
В хороводности Времен.
VIII
НАЧЕРТАНИЯ
Круговой полет планет,
Их сплетенья в темноте,
Полосой идущий свет
Метеоров и комет,
Ужасающих примет
В говорящей пустоте.
Это все — мои черты,
Начертанья вещих рун,
Это — я, я это — ты,
Чтоб над бездной пустоты
Были звездные цветы
В нескончаемости струн.
IX
ОГНЕННАЯ ЖАТВА
Клокочет огненное море,
Горят зловещие румянцы,
На Солнце рушатся в просторе
Вскипанья чувств, протуберанцы.
Что в Солнце в этот миг боролось?
Узнать ли нам, теням пожара!
Но в нем горел гигантский колос,
Свершилась жатвенная чара.
X
СУХОЙ ПЕРУН
Сухой туман, когда цветенье нив —
Проклятье дней, хлебов плохой налив.
У нив зарницы даже — на счету,
Сухой Перун — сжигает рожь в цвету.
Сухой Перун — роняет в травы ржу,
И чахнет цвет, что радовал межу.
Перун желает молний — из зарниц,
Небесных — должен он пьянить девиц.
XI
ПОЛОНЯННИК
— Почему ты, дух свирельный,
Вечно носишься, кружишься,
Ни на миг не отдохнешь?
На качели ты метельной,
Вправо, влево, к дали мчишься.
Я — плененный. — Это что ж?
Надо мной обряд крещенья
До святого завершенья
Не был доведен.
Потому что поп был пьяный,
Был он рваный и румяный.
Опрокинул свечи он.
Разукрасил крест цветами,
Говорит: «Веселье с нами.
Благовестье бытия».
И вина он налил в воду:
«Это душам даст погоду».
А погода, это — я.
Что же дальше? — Я — влюбленный,
Дрожью звуков полоненный,
В брызгах, в прихотях Огня.
Раб себя, страстей свободных,
Полонянник Чернородных,
Носят Дьяволы меня.
Посижу — и вдруг соскучусь,
Погляжу — совсем измучусь.
Где я? Что я? Запою.
Все по-новому о старом.
Все бы дальше, все бы к чарам.
Вею, рею, вею, вью.
XII
МАК
Кто маки срывает,
Тот гром вызывает,
В Брабанте сказали мне так.
И вот почему я
Весь вздрогну, ликуя,
Дрожу, заприметивши мак.
XIII
ДВЕ РЕЧИ
Есть обиходная речь,
Это — слова,
Которыми жизнь в ежедневном теченьи жива.
А для единственных встреч
Двух озарившихся душ, или тел,
Есть и другая, напевная речь.
Ветер ее нам однажды пропел,
Видя в лесу,
Между трав,
Как в просветленности нежных забав
Любовь целовала красу,
Ветер ее прихотливо пропел,
И закружился, и прочь улетел.
В этот же час
Сад был от яблонь влюбляюще бел,
И по Земле, в отдаленный предел
Сказка любви понеслась,
В трепете белых, и всяких цветков,
В пении птиц, и людей, и громов.
XIV
СТРЕЛА
Говорят — полюби человеков.
Хорошо. Только как же мне быть?
Ведь родителей должно мне чтить и любить?
Кто ж древнее — Атлантов, Ацтеков,
Ассириян, Халдеев, Варягов, Славян?
Коль закон — так закон. Нам он дан.
Человеков люблю — в ипостаси их древней,
Глаза были ярче у них, и речи напевней,
В их голосе слышался говор морей,
Луной серебрились их струны,
О богах и героях вещали им руны,
И клинопись им возвещала о мощи великих царей.
Но руны, и клинопись — стрелы,
Острия,
Бьющего метко, копья.
Уходите же вы, что в желаниях бледных не смелы,
Человеки, в свои удалитесь пределы.
Лук дрожит. Догони их, вестунья моя.
XV
ПЕРЕВАЛ
Справа — горы, слева — горы,
Справа, снизу, там узоры
Задремавших сел.
Слева — кручи, слева — тучи,
Слева слышен зов певучий,
То прорвался ключ гремучий,
И завел,
Мысль повел он по извивам,
В беге срывном и счастливом
Пляшет он по склонам скал,
Вот запал,
Вот юркнул,
В царстве камня потонул,
Снова, ящерицей, глянул,
Залукавил, промелькнул,
Снова скрытности оставил,
Вырос, поднял целый гул,
Закурчавил
Гребни скал,
И от сел,
Миновавши перевал,
Влево — влево он ушел,
И рокочет, не устал,
И от выси в самый дол
Свеже-брызжущую влагу лентой светлою провел.
XVI
НЕБЕСНЫЙ БЫК
На золотых рогах
Небесного быка,
В снежистых облаках,
Где вечная река, —
В лазури высоты,
Слились живым венком
Багряные цветы
Над сумрачным быком.
Возрадовался бык,
Возликовал, стеня,
Любить он не привык
Без громного огня.
Он гулко возопил,
И прокатился гром,
Как будто омут сил
Взыграл своим жерлом.
Прорвались облака,
Небесный глянул луч,
Три сотни для быка
Коров стоят вокруг.
И в празднике огня
До каждой есть прыжок,