Том 4. Одноэтажная Америка

Ильф Илья Арнольдович

Возвратившись в первых числах февраля 1936 года в Москву, Ильф и Петров сообщили в беседе с корреспондентом «Литературной газеты», что будут писать книгу об Америке («Американские впечатления И. Ильфа и Е. Петрова», «Литературная газета», 1936, № 8, 10 февраля).

Но фактически работа над «Одноэтажной Америкой» началась еще в США. Очерк «Нормандия», открывающий книгу, был написан Ильфом и Петровым вскоре после приезда в Америку. Под заголовком «Дорога в Нью-Йорк» он с незначительными сокращениями появился в «Правде» 24 ноября 1935 года. Во время пребывания писателей в Америке «Правда» напечатала очерк «Американские встречи» (5 января 1936 года). В «Одноэтажной Америке» он заключает главу двадцать пятую – «Пустыня».

Добавим также, что своеобразным конспектом будущей книги стали «Американские фотографии». Под таким названием в 1936 году в журнале «Огонек» (№№ 11–17, 19–23) Ильф и Петров опубликовали свои первые краткие заметки о поездке. Текст сопровождали около ста пятидесяти американских фотоснимков Ильфа. Фотографии запечатлели облик страны, портреты людей, с которыми писатели познакомились в Америке.

«Одноэтажная Америка» была написана довольно быстро, – в летние месяцы 1936 года. Свое последнее большое произведение Ильф и Петров сочиняли порознь, по главам, сообща составив лишь его план. «Двадцать глав написал Ильф, двадцать глав написал

я, и семь глав мы написали вместе, по старому способу» (Е. Петров, «Из воспоминаний об Ильфе». Предисловие к «Записным книжкам» Ильфа, «Советский писатель», М. 1957, стр. 14). В другой статье, тоже озаглавленной «Из воспоминаний об Ильфе» и напечатанной к пятилетию со дня смерти Ильфа в газете «Литература и искусство» (1942, № 16, 18 апреля), Петров рассказал, что, приступая к работе над «Одноэтажной Америкой», оба они пережили своеобразный душевный кризис. Привычка думать и писать вместе была так велика, что порой их начинали мучить сомнения, а смогут ли они теперь вообще написать что-нибудь порознь. Но вот книга вышла. И что же? Оказалось, что за десять лет совместной работы у них выработался единый стиль, так что один проницательный критик, взявшийся уже после смерти Ильфа проанализировать «Одноэтажную Америку», «в твердом убеждении, что он легко определит, кто какую главу написал… не смог, – по свидетельству Петрова, – правильно определить ни одной главы».

Пока писалась книга, «Правда» опубликовала из нее пять очерков: 18 июня 1936 года – «Путешествие в страну буржуазной демократии», 4 июля – «Нью-Йорк», 12 июля – «Электрические джентльмены», 5 сентября – «Славный город Голливуд», 18 октября – «В Кармеле». Тираж отдельного издания книги был отпечатан уже во время болезни Ильфа В день смерти Ильфа, 13 апреля 1937 года, еще не развязанные экземпляры «Одноэтажной Америки» лежали в столовой у Петрова. «Евгений Петрович, – вспоминает В. Ардов, – развязал одну из пачек и одарял всех пришедших к нему. Было как-то особенно уместно и трогательно получить книгу из рук Петрова в память Ильфа в эту ночь» («Ильф и Петров», «Знамя», 1945, № 7, стр. 142).

Работая над «Одноэтажной Америкой», Ильф и Петров широко использовали свои путевые заметки, письма, дневники, фотографии и записные книжки.

Одна из первых записей Ильфа в Америке от 11 октября начиналась следующими словами: «Если не записывать каждый день, даже два раза в день, что видел, то все к черту вылетит из головы, никогда потом не вспомнишь. Уже плохо помню, что было вчера» (И. Ильф, «Записные книжки», «Советский писатель», М. 1957, стр. 131).

Еще на пути в США Ильф и Петров задумали предпринять длительную автомобильную поездку по стране для того, чтобы глубже и обстоятельнее познакомиться с жизнью Америки. Однако сначала поездка не налаживалась. Это причиняло писателям множество огорчений, ставило под удар замысел будущей книги. Но именно в тот момент, когда Ильфу и Петрову уже начало казаться, что поездка не состоится, они познакомились со своими будущими неутомимыми спутниками по дорогам Америки (глава шестая «Папа энд мама») мистером Адамсом и его женой. Настоящая фамилия Адамса – С. А. Трон. По профессии Трон был инженером и служил в фирме «Дженерал Электрик». Семь лет он работал в СССР. Когда в Нью-Йорк приехали Ильф и Петров, Трон явился к ним с предложением о помощи. 9 ноября Ильф и Петров выехали наконец «из Нью-Йорка в Америку», как шутливо сказано в предисловии к «Американским фотографиям».

Однако, тронувшись в путь, Ильф и Петров не спешили с окончательными выводами. Прежде всего они стремились накопить факты и впечатления. К концу путешествия Петров писал жене: «Я до такой степени набит впечатлениями, что боюсь чихнуть- как бы что-нибудь не выскочило… Мы уже знаем об Америке столько, что большего путешественник узнать не может. Домой! Домой!» (см. в этом томе письмо от 5 января 1936 года).

В американском дневнике Ильф день за днем отмечал, где они были, что видели, что делали, с кем разговаривали. Тут только детали, только факты и цифры, поразившие воображение авторов, записи бесед с дорожными попутчиками, кусочки пейзажа. Некоторые лаконичные записи трудно было бы даже расшифровать, если бы Ильф и Петров не использовали их потом в «Одноэтажной Америке». Например, в дневнике Ильф записывал: 21 октября 1935 года. «Ночлежный дом. Старики. Потухшие люди». 29 октября. «Электрический домик мистера Рипли. Кухня. Приборы для тостов, для яиц, для нагревания еды, для охлаждения…» 27 декабря. «Эль-Сентро… Мрачный центр эксплуатации и сволочности». 7 января 1936 года. «Идет в темноте девочка и сама танцует» (ЦГАЛИ, 1821, 129 [3] . В книге эти краткие заметки развернуты в целые сценки, то веселые, то грустные, а иногда они дают авторам повод для широких публицистических обобщений и выводов. Так из маленькой записи о ночлежниках впоследствии вырос рассказ о мрачных нью-йоркских трущобах (глава вторая «Первый вечер в Нью-Йорке»). Воспоминания о посещении электрического домика мистера Рипли связываются с рассуждениями о крикливом американском «паблисити» – рекламе (глава тринадцатая «Электрический домик мистера Рипли»). Справка об Эль-Сентро дополнилась описанием жестокой эксплуатации мексиканцев и филиппинцев, приезжающих в Калифорнию к сезону сбора фруктов и овощей (глава сороковая «По старой испанской тропе»). Заметка для памяти о маленькой танцующей негритяночке развернулась в лирическую миниатюру. В главе сорок четвертой «Негры» она непосредственно предваряет размышления авторов о характере негритянского народа, о положении негров в Соединенных Штатах. А в краткой записи 7 октября – «Язык почтового чиновника» – Ильф зафиксировал свое первое комическое впечатление на американской земле. В таможенном зале пристани «Френч Лайн» к их чемоданам подошел таможенный чиновник. «Его нисколько не волновало то, что мы пересекли океан, чтобы показать ему свои чемоданы… он высунул свой язык, самый обыкновенный, мокрый, ничем технически не оснащенный язык, смочил им большие ярлыки и наклеил их на наши чемоданы» (глава вторая «Первый вечер в Нью-Йорке»).

3

Центральный государственный архив литературы и искусства, фонд 1821, единица хранения 129. Далее для краткости везде будет принято такое обозначение.

Хранящиеся в ЦГАЛИ (1821, 39, 40) черновики, наброски глав, планы будущей книги, различные наблюдения, занесенные на отдельные листки под рубрикой «Подробности», которые Ильф и Петров имели привычку предварительно записывать, принимаясь за новые произведения, наглядно показывают, как протекала работа над «Одноэтажной Америкой», как от единичных фактов и наблюдений писатели переходили к обобщению и систематизации накопившихся за время поездки материалов. Уже самая смена заголовков будущей книги представляет в этом смысле интерес: «Америка»,

«Путешествие в Америку», «Одноэтажная Америка». Первые два названия – нейтральные, информационные – были отвергнуты авторами ради третьего, в котором есть полемическая острота и выражена позиция писателей, их взгляд на Америку. В черновиках Ильф и Петров отмечали самое существенное, то, на чем собирались сосредоточить внимание. На одном листке написано: «Быт», «Политика», «Церковь». Под рубрикой «Церковь» перечисляются имена миссионеров и проповедников, которых Ильф и Петров потом упоминали в своей книге. Тут же запись: «Мальчик религиозный» (в книге название главы двадцать восьмой «Юный баптист»). На другом листке отмечено: «Революционные силы. Забастовщики в Юстоне… Рабочий, которого послали в СССР выяснить, что такое стахановское движение». Несколько раз в черновых, подготовительных заметках говорится о ведущейся в США враждебной антисоветской пропаганде. Вот запись, которая была использована в главе двенадцатой «Большой маленький город»: «Подрывание авторитета к людям, которые побывали в СССР и хвалили его: Купер (бывший консультант Днепростроя, награжденный орденом Трудового Красного Знамени. – Б. Г.) – большевик. Фермеру-миллионеру ничего не показали. С. (неразборчиво) подкупили. Учительница влюбилась в какого-то парня в СССР и потому врет». На листке с перечислением глав будущей книги внизу карандашом дописано: «Что может взять социализм от Америки?», – вопрос, которому Ильф и Петров уделили много внимания в «Одноэтажной Америке». Некоторые записи, сделанные в процессе подготовительной работы, остались только в черновиках, но они определили тон и характер соответствующих страниц «Одноэтажной Америки». Например, запись об американском кино: «Американское кино как великая школа проституции. Американская девушка узнает из картины, как надо смотреть на мужчину, как вздохнуть, как целоваться, и все по образцам, которые дают лучшие и элегантнейшие стервы страны. Если стервы это грубо, можно заменить другим словом». В подготовительных заметках к книге Ильф и Петров постепенно стягивали в единый узел не только важнейшие проблемы, но и разбросанные в письмах и дневниках либо сохранившиеся в памяти типические черты, слова и выражения, характерные для персонажей будущих очерков. К Трону-Адамсу относится следующая запись:

«Разбил стекло.

Шурли!

Сэры, мистеры!

Старик все брал под подозрение.

А может быть, не доедем.

Война будет через пять лет.

Беби.

Забыл шляпу и часы. Что следующее он забудет? Пытался забыть пальто».

После поездки по США писатели собирались посетить Кубу и Ямайку, а потом Англию, но во время путешествия по Америке выяснилось, что Ильф тяжело болен. Он тщательно скрывал от окружающих свое состояние. С Петровым Ильф впервые заговорил о болезни лишь в самом конце путешествия в городе Новый Орлеан, хотя ощущение надвигающейся болезни не оставляло его на всем пути. В американском дневнике Ильфа встречаются такие строки: «Закат, закат. И кактусы стоят, и жизнь, кажется, пропала» (27 декабря 1935 года). А в первый день нового 1936 года, последнего года своей жизни, который он встречал вдали от родины, Ильф писал в дневнике, обращаясь к самому себе. «Поздравляю Вас, дорогой Иля, с Новым годом. Будьте спокойны, не волнуйтесь, не сердитесь. Милый Иля, держитесь хорошо, будьте мужчиной».

Валентин Катаев в заметке, посвященной памяти Ильфа («Добрый друг», «Правда», 1937, № 103, 14 апреля), писал: «Но какой ценой была куплена эта книга („Одноэтажная Америка“. – Б. Г.). В этом – весь Ильф, не пожелавший прервать путешествия, несмотря на обострение болезни. Он стремился наиболее полно и добросовестно изучить материал. В этом настоящая писательская честность».

С самого начала путешествия Америка предстала перед глазами писателей как страна ошеломляющих контрастов и противоречий. Они увидели ее как бы в разрезе, – от знаменитой нью-йоркской тюрьмы Синг-Синг до Белого Дома, где присутствовали на пресс-конференции президента Рузвельта. Они увидели вымирающих индейцев, нищету негров, рядом с чикагскими небоскребами грязные, вонючие лачуги и омерзительные переулочки этого «страшного» города. В Дирборне их принимал автомобильный король Генри Форд, который не прочь был поразглагольствовать в их присутствии о своей ненависти к Уолл-стриту, но не потому, что брал на себя роль заступника рабочих, а потому, что банковский, финансовый капитал считал своим главным и самым опасным конкурентом. На перекрестке больших дорог они подсаживали в свой «кар» «хич-хайкеров», странствующих по стране в надежде найти хоть какой-нибудь заработок. На своем пути Ильф и Петров встречали слишком много несчастных и обездоленных людей, хотя не без иронии писали, что граждане Америки по конституции обеспечены всеми правами «на свободу и на стремление к счастью». «Но возможность осуществления этого права, – замечали они, – чрезвычайно сомнительна. В слишком опасном соседстве с денежными подвалами Уолл-стрита находится это право» (глава сорок пятая «Американская демократия»).

Какие бы области американской жизни ни затрагивали в своей книге Ильф и Петров, – государственное устройство, быт, расовую политику, морально-этические проблемы, промышленность, религию, искусство, – всегда и во всем они отмечали их зависимость от денежных подвалов Уолл-стрита. «Стимулом американской жизни были и остались деньги, – сказано в главе сорок шестой. – Все, что приносит деньги, развивалось, а все, что денег не приносит, вырождалось и чахло». Читая эти строки, невольно вспоминаешь слова И. С. Хрущева: «Главное в этом городе Желтого дьявола (Нью-Йорке – Б. Г.) – не человек, а доллар. Каждый думает над тем, как бы получить больше дохода, больше иметь долларов. В центре внимания там не жизнь людей, а нажива, погоня за капиталом» (Речь о работе советской делегации на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН. «Правда», 1960, № 295, 21 октября).

Путешествуя по стране, Ильф и Петров безо всякой предвзятости оценивали достоинства и недостатки американского образа жизни. В своей книге они не раз, например, с уважением говорили о достижениях американской техники. Но они ясно отдавали себе отчет в том, как трудно воспользоваться ими рядовому американцу. «Современная американская техника, – читаем в главе тринадцатой, – несравненно выше американского социального устройства. И в то время как техника производит идеальные предметы, облегчающие жизнь, социальное устройство не дает американцу заработать денег на покупку этих предметов». Они побывали в электрическом домике мистера Рипли, осмотрели электрическую «чудо»-кухню. В 1959 году на американской национальной выставке в Москве посетители могли увидеть среди экспонатов такой же «образцово-показательный» домик. Его откровенно рекламный характер мало кого мог ввести в заблуждение. «Вот вы показываете ваш домик с кухней, – говорил Н. С. Хрущев тогдашнему вице-президенту США Р. Никсону, – и думаете, что удивите им советских людей. Для того чтобы американец мог купить такой домик, он должен иметь очень много долларов… Вот вы много говорите о своих свободах, а ведь среди них есть и такая свобода, как свобода ночевать под мостом» («Разговор по существу», «Правда», 1959, № 206, 25 июля).