Том 4. Одноэтажная Америка
Шрифт:
В конце концов явился джентльмен в жилетке, с надвинутой на нос шляпой. Он подошел к миссис Адамс, назвал ее «мэм», потом сел на ее место и дал такой газ, что наш кар заволокло вонючим дымом. Раздалось неистовое жужжание, мистер Адамс в страхе отступил, и машина, разбрызгивая тонны жидкой грязи, выехала на дорогу.
Это было первое звено в цепи несчастий, постигших нас на следующий день.
Мы выезжали из Альбукерка в ужасное утро. Красивые глинобитные домики с торчащими наружу концами потолочных балок, плакаты «Кока-кола», монастыри, аптеки, старинные испанские миссии и такие же,
В это утро нам предстояло перевалить через Скалистые горы.
Вдруг среди ужасной хмари появился чудный просвет зеленого неба. Дорога шла кверху. Никаких гор мы не видели. Были видны лишь холмы и разрывы почвы. Дождь прекратился, и выглянуло солнце. Мы принялись восхищаться природою и резвились, как три знаменитых поросенка, не подозревавших об опасности.
Подымаясь все выше, автомобиль выехал, наконец, на громадное плато. Дорогу завалил тающий снег и лед. Было светло и холодно, как весной. Мы находились на высоте двенадцати тысяч футов.
– Смотрите, смотрите! – кричала миссис Адамс. – Какие скалы на горизонте. Какая красота! Тень, тень! Зеленая тень от скалы.
– Сэры! Это величественно! – надрывался мистер Адамс, возбужденно вертясь на месте. – Да, да, да, сэры, это зрелище облагораживает душу, возвыша…
Он вдруг замолчал и, вытянув шею, уставился на дорогу.
Машина начала вилять из стороны в сторону и скользить по мокрой ледяной каше. Она покачнулась, задние колеса занесло вбок. Миссис Адамс нажала тормоз, и машина стала поперек дороги.
Ах, как не хотелось вылезать из теплой машины и погружать ноги в тонких городских ботинках в ледяную сахарную воду! Было решено надеть цепи. Хотя мистер Адамс и не принимал непосредственного участия в надевании цепей, он счел своим долгом вылезть из машины и промочить ноги вместе со всеми.
– Я прошу тебя только об одном, – сказала ему миссис Адамс, руководившая работами, – не мешай.
– Но, Бекки, Бекки, – бормотал опечаленный супруг, – я обязан трудиться наравне со всеми.
Так Скалистые горы и остались в памяти: светлый и холодный весенний день 27 ноября, по зеленоватому и прозрачному небу мчатся маленькие плотные облачка, над краями плато выступают ровные, как забор, серые и синие скалы. Позади, внизу – Техас, Чикаго, Нью-Йорк, Атлантический океан, Европа. Впереди, внизу – Калифорния, Тихий океан, Япония, Сибирь, Москва. Мы стоим по щиколотку в ледяной жиже и неумело натягиваем цепи на твердые, чисто вымытые водой шины.
Через час цепи были надеты, и миссис Адамс включила мотор. В самой высокой точке перевала оказалась полуразвалившаяся бревенчатая хижина с вывеской «Кафе-бар». Там торговала девушка в бриджах сапогах и тонкой кофточке с короткими рукавами. Хотя вокруг на много миль не было никакого жилья внешность девушки никак нельзя было бы назвать деревенской. Это была типичная нью-йоркская, чикагская
Мы выпили по стаканчику джина, согрелись и отправились в путь, позабыв обо всех наших горестях.
Но как только мы начали восхищаться природой, раздался ужасный грохот, и миссис Адамс, остановив машину, посмотрела сперва на нас, а потом на мистера Адамса.
– О Бекки, – пробормотал он, – видишь, видишь, я говорил…
– Что ты говорил?
– Нет, серьезно, Бекки, не спрашивай меня ни о чем. Это ужасно!
Однако ничего особенно ужасного не произошло. Просто порвалась неплотно прилаженная цепь и поломала подпорку левого крыла.
Мы сняли цепь и осторожно поехали дальше. Солнце грело все сильнее. Лед совершенно исчез, и мы, как кинематографические свинки, снова ожили. Мы восхищались суровой красотой плато и ярким днем.
– Нам хорошо, сэры! – говорил мистер Адамс. – А каково было пионерам, которые шли этой дорогой неделями, месяцами, без пищи, без воды. Да, да, сэры! Без воды, с женами и маленькими детьми…
Мистер Адамс вдруг замолк. Мы так и не узнали, каково приходилось пионерам. Вытянув шею, он с ужасом смотрел вперед.
Дорога была загорожена доской. На ней висел плакат:
«Дорога ремонтируется. Детур – одиннадцать миль». «Детур» – это значило объезд. Тут, собственно, и наступил редкий случай, когда в Америке могут понадобиться цепи. Но одной цепи уже не было. Посредине этого самого «детура», состоящего из размокшей розовой глины, стоял боком голубой двухэтажный рейсовый автобус компании «Серая борзая», шедший в Лос-Анджелес. Если застряла эта могучая машина, то что будет с нами? Автобус стоял накренившись, как корабль, налетевший на рифы. Ему на помощь шел ярко-желтый гусеничный трактор – дорожный плуг.
Перед нами уже несколько часов ехало странное существо, которое можно было назвать автомобилем только из милости: не автомобиль, а автовигвам с ржавой железной трубой от печки и развевающимися по ветру рваными ватными одеялами, составляющими стены воображаемой кабины. Внутри были видны металлический бак и большие замурзанные дети.
К нашему удивлению, автовигвам смело полез в глубокую мягкую грязь. Мы последовали за ним. Из окон «Серой борзой» выглядывали скучающие пассажиры. Вероятно, эти одиннадцать миль были самыми худшими в Америке, и надо было иметь какое-то особенное автомобильное счастье, чтобы нарваться именно на них. Во всяком случае, за всю поездку по Америке мы ни разу больше не видели такого плохого куска дороги.
Мы несколько раз застревали в огромных лужах жидкой грязи и подталкивали автомобиль плечами. Ботинки, брюки, края пальто, плечи и даже лица – все было покрыто розовой глиной.
Выехав на твердую дорогу, автовигвам остановился. Из него вылезла многочисленная семья и стала собирать щепки, чтобы развести огонь. Семья, очевидно, решила пообедать. Мы пронеслись мимо, поглядев на семью с некоторой завистью. После всех перенесенных нами страданий захотелось есть.
Солнце припекало довольно сильно, мы быстро высохли и взыграли духом.