Том 4. Педагогические работы 1936-1939
Шрифт:
Все остальное, что есть в книжке, — это уже не столько педагогика, сколько живые люди, живые характеры, т. е. то, что вас, вероятно, больше всего могло привлечь и больше всего убедило в том, как нужно работать с таким народом и как нужно к нему относиться.
В настоящее время, согласно постановлению ЦК партии и СНК от прошлого года, беспризорность у нас фактически ликвидирована. Сейчас наша работа заключается уже не столько в подборе беспризорных с улиц, сколько в воспитании тех, кого мы собрали за все это время, и в установлении окончательного трудового метода.
Но должен сказать вам, что в настоящее время перед нами возникла другая, чрезвычайно
Есть такие семьи, которые с ребятами, в особенности с мальчиками, не умеют справиться по-настоящему, по-советски, не умеют воспитывать настоящих будущих граждан. Таких детей мы получаем сейчас в наши колонии, и признаться вам — они труднее беспризорных. Они труднее потому, что беспризорных портила улица и некоторые педагоги, а этих портят и улица, и педагоги, и родители.
Беспризорные, приходя к нам, видят в нас и отцов, и матерей. Больше им не к кому обращаться. Семейный же ребенок, который сбился с пути, может выбирать. Некоторые прямо выбирают наши трудовые колонии, а некоторые ребята, окончательно избалованные родителями, не приученные к труду, а только к потреблению, к удовольствию, приученные каждый день ходить в кинотеатр, приученные с 12 лет мечтать о галстуке, о нарядах, о танцах, стараются от нас уйти, чтобы опять продолжать свою жизнь в такой семье, которая их так плохо воспитала.
Эти дети представляют сейчас предмет нашей работы, и я думаю, что всем родителям, в особенности теперь, после постановления ЦК партии о семье, о воспитании и о ликвидации беспризорности, нужно особенно заинтересоваться вопросами воспитания. Идя навстречу нужде многих родителей, я написал вторую книгу, которая печатается сейчас в Москве. Она так и называется — «Книга для родителей».
В этой книге я хочу рассказать родителям в простых словах, на примере разных хороших и плохих родителей, как нужно воспитывать настоящих советских граждан, каких ошибок нужно избегать, как нужно себя вести, чтобы воспитать своего ребенка как следует, как нужно найти середину между строгостью и лаской, как нужно найти тот родительский авторитет, который необходим и который является для многих родителей довольно трудным. Вы знаете, в старое «доброе» время родительский авторитет базировался на третьей заповеди: «Чти отца своего и мать свою, и благо тебе будет». Сам бог приказал чтить, и за это обещалась определенная награда. Будешь чтить — будет тебе хорошо, получишь наследство, получишь приданое, получишь имение от папаши и мамаши.
Так как большинство родителей не имело никаких благ, то обещать своим ребятам награду за почтение было, собственно, не из чего. Таким родителям предлагалось обещать благ со знаком минус, т. е. чти, но если не будешь чтить, то будет тебе порка.
Выходит, что родительский авторитет был построен на законе божьем. А теперь на чем построен родительский авторитет? Никакой исповеди нет, никакого наследства, никаких благ нет — ни со знаком плюс, ни со знаком минус.
Теперешний мальчик в подавляющем большинстве случаев не позволит папаше взять палку — не позволит, да и все. Убежит. Вот родителям и нужно свой авторитет построить на том, чтобы мальчик оставался их другом, в то же время, чтобы отец и мать почитались своим сыном.
Всю эту хитрость не трудно постигнуть, если хорошенько вдуматься в один главный вопрос — кого мы должны воспитывать из нашего ребенка.
Я буду очень рад, если из «Педагогической поэмы» и из моей второй книги — пусть даже незначительное число людей получит для себя какую-нибудь пользу, хотя бы даже в том смысле, что задумается над вопросом воспитания, остановится на вопросе воспитания, что-то пересмотрит, перечувствует, — более серьезно, чем это обычно бывает.
В заключение два слова о самой книге и ее истории. Я книгу писал не как писатель, а потому не придирайтесь ко мне за некоторые промахи, может быть, чисто художественного порядка. И сейчас я себя писателем не считаю, по-прежнему работаю с беспризорными и буду продолжать работать. Поэтому все обвинения, какие будут направлены ко мне как к писателю, я заранее отвожу. (Смех). Я просто педагог, который написал так, как писалось.
Затем очень прошу, товарищи, в самую глубину вашей души смотрю с просьбой, — не нужно меня хвалить, потому что это может меня испортить, как лишние похвалы портят многих детей. Всегда в похвале нужно быть особенно осторожным. (Бурные аплодисменты).
А. С. Макаренко. — Мне было подано много записок. Большинство записок касается одного вопроса — просят рассказать о моей жизни. Мне легко это сделать, потому что жизнь моя очень проста.
Я учитель, сын рабочего — маляра-железнодорожника. Учительствую с семнадцати лет. Батька у меня был очень строгий и противник образования. Поэтому я получил образование только низшее и начал учительствовать в 1905 г. в железнодорожной рабочей школе того самого вагонного завода, где работал мой отец.
Только в 1914 г., через 9 лет, уже после смерти отца, я смог поступить в педагогический институт и окончил его в 1917 г.
С 1917 г. я опять учительствовал в той же школе, что и раньше, но я был уже директором школы. Это вагонный завод в Крюкове. Меня привлекло туда то, что там была очень знакомая мне среда, так как буквально все рабочее общество, до одной семьи, было мне известно.
Я в этой школе был до Деникина. Во время Деникина мне пришлось оттуда уйти. Я пошел в народную школу в Полтаве учителем. Там я проработал год, когда мне предложили колонию им. Горького — я ее взял.
В этой колонии я работал с 1920 по 1928 г.
Мне пришлось уйти оттуда из-за разногласий с Наробразом. Я, может быть, еще боролся бы и не уходил, если бы в это время я уже целый год параллельно заведовал коммуной им. Дзержинского, открытой ГПУ.
Я ушел в коммуну им. Дзержинского, потому что ГПУ всецело приняло мою систему, и мог работать там более эффективно. Само собой разумеется, что большинство горьковцев, оставшихся в колонии им. Горького, перебежали ко мне в коммуну им. Дзержинского (аплодисменты), так что с этой стороны ребята начало не потеряли.
В коммуне Дзержинского я ботал 8 лет. В прошлом году, после постановления ЦК партии о ликвидации беспризорности, меня командировали в Киев для руководства всей воспитательной работой всех колоний НКВД Украины. Всего там 14 колоний. Эта работа меня не удовлетворяло так как, сидя в одном месте в канцелярии, я чувствовал себя непривычно. Я привык иметь дело с живым материалом.
Сейчас я упросил свое начальство и мне дали колонию. В Киеве строится образцовая колония, которая должна быть чем-то вроде коммуны им. Дзержинского. Мы ходатайствуем, чтобы ей дали имя Павла Петровича Постышева. Меня это дело увлекает. Правда, опять придется с начала начинать, но мне интересно, какое теперь будет начальство. Я думаю, конечно, воспользоваться помощью дзержинцев.