Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
Включен также текст от слов Босницкого: «Послушайте! Нельзя так афишировать» (стр. 632), и кончая словами: «тем смешнее будет ваше положение» (стр. 633).
Несколько позднее, в январе 1898 года (письмо хранится в ИРЛИ), Гарин писал Батюшкову: «Воображаю Ваш ужас: вы распечатываете письмо, и опять Гарин, опять „Орхидея“! Мне страшно совестно, но на этот раз действительно последний раз, потому что сейчас исчезаю в лесах Вологодских и Костромских и появлюсь на свет божий, когда с „Орхидеей“ будет уж все кончено. Вот каких две вставки я хотел бы еще сделать. Первая. В первом действии, в исповеди Рославлевой, в том месте, где она говорит, что уже презирала мужа, когда шла за него». Далее следует текст
Работая над пьесой, писатель стремился подчеркнуть пробуждение в героине сознания безвыходности ее положения в обществе, основанном на власти денег, сознания несправедливости существующих условий жизни, обрекающих женщину на домашнее рабство. В этом отношении характерна вставка, присланная Гариным в том же письме к третьему действию «Орхидеи», — от слов: «Рославлева… Итак, переговоры», кончая словами: «А Бори все нет» (стр. 625).
В 1898 году драма «Орхидея», заново переработанная автором, была опубликована в первом номере журнала «Cos-mopolis».
В этой редакции изменен состав действующих лиц (в литографии, наряду с действующими лицами окончательного текста, фигурировали два актера и антрепренер), изменено деление на явления и их число.
Снята сцена в 3-м явлении третьего действия; в окончательном тексте это явление кончается словами Рославлевой: «Хорошо, только на минутку» (стр. 627); в литографии после этих слов шла сцена — посещение Рославлевой Алферьевым и Бос-ницким, Рославлева начинает новую деятельность, стремится избавиться от своих поклонников. Внесены изменения и в четвертое действие; в литографии оно начиналось со сцены с актерами, которые говорили об упадке драматургии и актерского ремесла, о невозможности предвидеть успех или провал любой пьесы. Журнальный текст содержит также целый ряд вставок; так, например, в 20-м явлении первого действия вставлен текст, от слов: «Босницкий (лениво повернул голову, прищурившись, смотрит на Рославлеву).Я боюсь…», и кончающийся фразой: «О состоянии женского пола в разных правлениях» (стр. 603). В сцене объяснения Беклемишева с Рославлевой (действие 3-е, явление 7) дополнена реплика Беклемишева, от слов: «Пойми, если я не в духе», кончая: «как и в первый день встречи». (стр. 630), и т. д.
В связи с опубликованием пьесы в журнале в печати появился ряд критических отзывов. Критики буржуазно-либерального и реакционного лагеря стремились истолковать драму как чисто психологическую пьесу, игнорируя ее обличительную направленность. Так, критик «Нового времени» В. П. Буренин, справедливо поставив в заслугу Гарину жизненность образа его героини и считая, что образ Рославлевой является его творческой удачей, основную идею пьесы сводил к тому, что женщины «ищут счастье в забвении и тревогах страсти и чувства, а искать-то его следует в исполнении жизненного долга» («Новое время», 1898, № 7883, 6 февраля).
Критик А. Санин в статье «Легкомысленная литература („Орхидея“, драма в 4 действиях и 5 картинах Н. Гарина)» за подписью Сашин («Самарский вестник», 1898, № 1, 1 февраля) обнаруживает непонимание идейной направленности пьесы. Все содержание драмы он сводит к «нравственной проблеме супружеского долга» и роли его в «союзе брачном и во внебрачном сожительстве».
Пересказав в пошловатом и издевательском тоне содержание драмы и отметив ряд «великолепных картин», Санин заключает, что в общем драма «оставляет впечатление чего-то глупого, пошлого и в высшей степени мизерного».
Непризнание пьесы во многом обусловливалось и тем, что. с точки зрения привычных шаблонов она была не сценична, — в «Орхидее» нет необыкновенных ситуаций, эффектного сценического действия, — в драматургических опытах, как и в остальных произведениях, Гарин стремился к отображению подлинной правды, естественного течения жизни.
Являясь как бы «драмой настроения», пьеса во многом напоминает драматизированную повесть, написанную с большой психологической проникновенностью, несомненно под влиянием чеховской драматургии, — эта ее необычность с точки зрения драматургических канонов в известной мере и вызывала отрицательные отзывы критики, отмечавшей, однако, «прекрасно написанные диалоги», исполненные подлинного драматизма.
Характерен в этом смысле приведенный ранее отзыв Буренина, причислявшего драму к числу «литературных» пьес и считавшего, что «именно ее литературность и помешала ее успеху на сцене», хотя «…„Орхидея“, — писал он, — и по замыслу и по выполнению несомненно значительно жизненнее и удачнее многих самых сценичных пьес, имевших самые „шумные“ и „блестящие“ успехи…» Показательно, что в своем отзыве о драме Буренин замалчивал ее обличительную направленность и видел «узел и смысл драмы» в «роковом вопросе о невозможности возрождения и счастья, основанных на гибели и несчастье других».
В настоящем томе пьеса печатается по тексту журнальной публикации.
…я, как Игорь, привязан теперь к двум березам…— Имеется в виду Игорь, великий князь Киевский (ум. 945). По преданию, когда Игорь попал в плен к древлянам, они привязали его к двум пригнутым березам; когда деревья распрямились, Игорь был разорван надвое.
Подростки *
Впервые — в журнале «Вестник жизни», 1907, № 1.
Написана пьеса вскоре по возвращении Гарина из Маньчжурии в Петербург, незадолго до его смерти.
Приехав в Россию, писатель был поражен происшедшими за время его отсутствия переменами в общественных настроениях в результате революционных событий. Особенно поразила его перемена в настроениях молодежи и прежде всего в настроениях собственных детей. Вот что рассказывает об этом его приемный сын Б. К. Терлецкий:
«Когда… Николай Георгиевич вернулся в 1906 году из Маньчжурии в Петербург, он, как сам признавался, не узнал нас, бывших теперь в возрасте 13–20 лет. Все мы — его сыновья, я и наши многочисленные товарищи считали себя социалистами и, как вся Россия в то время, спорили по различным программным вопросам.
Николай Георгиевич был поражен этой новой для него молодежью, он был поражен той искренностью, с какой молодежь относилась к вопросам революции. Он жадно присматривался к ней и сейчас же, уже за несколько дней до смерти, зафиксировал свои новые наблюдения в драматическом этюде „Подростки“, списанном с действительности» (Б. К. Терлецкий, Несколько воспоминаний о Н. Г. Гарине-Михайловском. ИРЛИ).
Еще находясь в Маньчжурии, Гарин сообщал одному из своих сыновей (письмо от 20 января 1906 года): «Получил письмо от Л. М., где он описывает вас всех: Сережа — С. Д. (социал-демократ. — И. Ю.),Гаря — С. Р. (эсер. — Я. Ю.), Тема — А. (анархист. — И. Ю.).Ступеньки жизни» (ИРЛИ). Узнав, что сыновья принимают участие в подпольной работе, Гарин писал Н. В. Михайловской 24 декабря 1905 года: «Сережу и Гарю… благословляю на благородную работу, о которой, если живы останутся, всегда будут радостно вспоминать. И какие это чудные будут воспоминания на заре их юности: свежие, сильные, сочные» (ИРЛИ). В письме к жене от 7 июня 1906 года он просил ее «изо дня в день вести дневник», об их детях. «В этих маленьких блестках капель воды, — писал он, — незаметно отразилась бы и сверкнула и вся река современной русской жизни» (ИРЛИ).