Том 6/1. Статьи. Ученые труды. Воззвания
Шрифт:
Вот сомневающиеся во всем: Протагор (-479) и Юм (+1711), <через 365·6>. Здесь само искусство мысли подчинено новому закону мысли, правилу подобия точек во времени: а = в (modul 365 лет).
А вот проповедники добра, идущие путем устной беседы с учениками: Сократ (– 468); великий учитель монголов, Сократ пустынной Азии – Зонкава (+1357), <через 365·5>, и украинский Сократ – Сковорода (+1722), <через 365·6>. Здесь старый Сократ, но в новой обстановке: на завалинке мазанки, около тополя и вишневого сада.
Надо сказать, чти категорический императив Канта очень напоминает доброго демона Сократа, подсказывающего что делать, и что год рождения Канта (+1724) только на два
Поэт чудесного Жюль Верн (+1828) – через 365·5 после чудотворца языческого мира Аполлония Тианского (3 после Р. Х.).
Анархисты: Пико делла Мирандола <+1463> и Толстой <+1828, через 365>.
Пряжей молнии достигается соборный труд всех времен и всех стран.
В творчестве Расина (+1639) сквозь одежды Франции просвечивали душа и тела римлян, их нравы и слова. Поэт Конфуций (551) родился за 365·6 до него и тоже заставил звенеть древность сквозь современность, возродив классицизм, воскрешая труды и провозглашая поклонение предкам. Два классицизма: классицизм Франции и классицизм Китая.
Одним и тем же зубцом молнии повернулось великое колесо рождения молний людей на молнии земного шара.
А вот Индия и Германия: индус Ариабхата (+476) и германец Кеплер (+1571) родились через 365·3 и оба открыли независимо друг от друга вращение земли кругом солнца. Не удивляйся тому, что они связаны друг с другом, ничего не зная друг о друге, хотя снежный Памир, покрытый черными соснами, забором разделяет их: еще менее знают про солнечные пятна урожаи на земле, соединенные с ними вечным током молнии. Конечно, связаны и молнии людей.
Грек Эратосфен (-276) и турок Якут <между +1178 и +1180, приблизительно через 365·4>, созвучны друг другу и оба вычисляли размеры земного шара.
Римлянин Тит Ливий <-59> и русский Карамзин <+1766, через 365·5>, оба сделали сводку летописей в стройное полотно судеб народа.
Петрарка <+1304> и Пиндар <около -518, приблизительно за 365·5>, лауреаты; художники Рафаэль и Васнецов (+1483 и +1848); тяготение Рембрандта (+1606) к римскому быту связано с рождением за 365·5 до него великого римского художника Пакувия (-219).
Логики: Ханифа (+1423) и Шопенгауэр (+1788), <через 365>.
Пушкин <+1799> и Боярдо <+1441, приблизительно за 365>, Шиллер <+1759> и Гораций? <-65, приблизительно за 365·5>, не помню.
Розенкрейц (+1378) и Сен-Мартин (+ 1743), <через 365>, мистики.
А вот ряд: Платон (-427 или -428), китаец Чжу Си (+1033), <через 365·4>, и Фихте (+1762), <через 365·6>; пещеру Платона и людей как теней на стене пещеры от невидимых существ у невидимого костра (живые люди – тени незнаемого) очень напоминает учение Фихте, что мысли управляют и первенствуют над вещами.
Софокл (-496) и Вольтер (+1694), через 365·6, оба писали «Эдипа».
[Ведь древние звали 365 лет «годом богов», а треугольник молнийной пряжи, соединяющей солнце, землю и неподвижную звезду, через «год богов» снова становится равен себе.
Делают ошибку, считая время непрерывной величиной: оно прерывно, как и числа, и две соседних точки могут быть качественно различны, а дальние – тождественны.
Но для рождений время тождественно, если расстояние точек делится без остатка на «год богов» = 365 лет.]
1919
Наша основа*
Если вы находитесь в роще, вы видите дубы, сосны, ели… Сосны с холодным темным синеватым отливом,
Но все это разнообразие листвы, стволов, веток создано горстью почти неотличимых друг от друга зерен. Весь лес в будущем – поместится у вас на ладони. Словотворчество учит, что все разнообразие слова исходит от основных звуков азбуки, заменяющих семена слова. Из этих исходных точек строится слово, и новый сеятель языков может просто наполнить ладонь 28 звуками азбуки, зернами языка. Если у вас есть водород и кислород, вы можете заполнить водой сухое дно моря и пустые русла рек.
Вся полнота языка должна быть разложена на основные единицы «азбучных истин», и тогда для звуко-веществ может быть построено что-то вроде закона Менделеева или закона Мозелея – последней вершины химической мысли. Общественные деятели вряд ли учитывали тот вред, который наносится неудачно построенным словом. Это потому, что нет счетоводных книг расходования народного разума. И нет путейцев языка. Как часто дух языка допускает прямое слово, простую перемену согласного звука в уже существующем слове, но вместо него весь народ пользуется сложным и ломким описательным выражением и увеличивает растрату мирового разума временем, отданным на раздумье. Кто из Москвы в Киев поедет через Нью-Йорк? А какая строчка современного книжного языка свободна от таких путешествий? Это потому, что нет науки словотворчества.
Если б оказалось, что законы простых тел азбуки одинаковы для семьи языков, то для всей этой семьи народов можно было бы построить новый мировой язык – поезд с зеркалами слов Нью-Йорк – Москва. Если имеем две соседние долины с стеной гор между ними, путник может или взорвать эту гряду гор, или начать долгий окружной путь.
Словотворчество есть взрыв языкового молчания, глухонемых пластов языка.
Заменив в старом слове один звук другим, мы сразу создаем путь из одной долины языка в другую и, как путейцы, пролегаем пути сообщения в стране слов через хребты языкового молчания.
«Лысый язык» покрывает всходами свои поляны. Слово делится на чистое и бытовое. Можно думать, что в нем скрыт ночной звездный разум и дневной солнечный. Это потому, что какое-нибудь одно бытовое значение слова так же закрывает все остальные его значения, как днем исчезают все светила звездной ночи. Но для небоведа солнце – такая же пылинка, как и все остальные звезды. И это простой быт, это случай, что мы находимся именно около данного солнца. И солнце ничем не отличается от других звезд. Отделяясь от бытового языка, самовитое слово так же отличается от живого, как вращение земли кругом солнца отличается от бытового вращения солнца кругом земли. Самовитое слово отрешается от призраков данной бытовой обстановки и на смену самоочевидной лжи строит звездные сумерки. Так, слово зиры значит и звезды, и глаз; слово зень – и глаз, и землю. Но что общего между глазом и землей? Значит, это слово означает не человеческий глаз, не землю, населенную человеком, а что-то третье. И это третье потонуло в бытовом значении слова, одном из возможных, но самом близком к человеку. Может быть, зень значило зеркальный прибор, отражающую площадь. Или взять два слова ладья и ладонь. Звездное, выступающее при свете сумерек, значение этого слова: расширенная поверхность, в которую опирается путь силы, как копье, ударившее в латы. Таким образом, ночь быта позволяет видеть слабые значения слов, похожие на слабые видения ночи. Можно сказать, что бытовой язык – тени великих законов чистого слова, упавшие на неровную поверхность.