Том 6. Кабала святош
Шрифт:
Маркизов. Верно, правильно, гражданин Змей! (Снимает пенсне. Выпивают, закусывают.)
Пончик (неожиданно). Постой… (Подбегает к радиоприемнику, зажигает лампы, крутит кнопки.)
Маркизов. Да нету, нету — я целое утро слушал. Пусто, брат Змей!
Пончик. Ты брось эту моду — меня змеем называть. (Выпивают.)
Маркизов. Я без чтения — должен
Пончик (заглянув). Чушь какая-нибудь мистическая!
Маркизов. Скучно в пустом мире!
Пончик. Я с радостью замечаю, что ты резко изменился после гибели. И все-таки, что бы ни говорили, я приписываю это своему влиянию. Литература — это великое дело!
Маркизов. Я из-за ноги изменился. Стал хромой, драться не могу и из-за этого много читаю, что попадает под руку. Но вот, кроме этой разорванной книги, ничего не попалось…
Пончик. Так давай еще раз прочитаем мой роман!
Маркизов. Читали уже два раза…
Пончик. И еще раз послушай. Уши у тебя не отвалятся! (Достает рукопись, читает.) «…Глава первая. Там, где некогда тощую землю бороздили землистые, истощенные…» Я, видишь ли, поправляю постепенно. Вставил слово «истощенные». Звучит?
Маркизов. Почему же не звучит?.. Звучит!
Пончик. Да-с… «Истощенные лица крестьян князя Волконского». После долгого размышления я заменил князя Барятинского князем Волконским… Замечай!
Маркизов. Я заметил.
Пончик. Учись!.. «Волконского, ныне показались свежие щечки колхозниц… „Эх, Ваня! Ваня!..“— зазвенело на меже…»
Маркизов. Стоп! Станция! Вот ты, я понимаю, человек большой. Пишешь ты здорово, у тебя гений. Объясни ты мне, отчего литература всегда такая скучная?
Пончик. Дурак ты, вот что я тебе скажу!
Маркизов. За печатное я не скажу. Печатное всегда тянет почитать, а когда литература… Эх, Ваня, Ваня, — и более ничего. Межа да колхоз!
Пончик. Господи! Какая чушь в голове у этого человека, сколько его ни учи! Значит, по-твоему, литература только писанная — да? И почему всегда «межа да колхоз»? Много ты читал?
Маркизов. Я массу читал.
Пончик. Когда хулиганил в Ленинграде? То-то тебя из союза выперли за чрезмерное чтение…
Маркизов. Что ты меня все время стараешься ткнуть? Правильно про тебя сказано в книге: «полевой змей»! А про меня было так напечатано: (Вспоминает.) «Умерло, граф, мое прошлое».
Пончик. Ох, до чего верно сказал покойный Аполлон Акимович на диспуте: не мечите вы, товарищи, бисера перед свиньями! Историческая фраза! (Швыряет рукопись. Выпивает. Пауза.)
Маркизов. Она не любит его.
Пончик. Кто кого?
Маркизов (таинственно). Ева Адама не любит.
Пончик. А тебе какое дело?
Маркизов. И я предвижу, что она полюбит меня.
Пончик. Что такое?
Маркизов (шепчет). Она не любит Адама. Я проходил ночью мимо их шатра и слышал, как она плакала.
Пончик (шепотом). Шатаешься по ночам?
Маркизов. И Дарагана не любит, и тебя не любит, а великий Ефросимов… Ну, так он великий, при чем он тут? Стало быть, мое счастье придет…
Пончик. Однако… Вот что… Слушай: я тогда на пожаре в банк завернул в Ленинграде — там у меня был текучий счет — и вынул из своего сейфа. (Вынимает пачку.) Это — доллары. Тысячу долларов тебе даю, чтобы ты отвалился от этого дела.
Маркизов. На кой шут мне доллары?
Пончик. Не верь ни Адаму, ни Дарагану, когда они станут говорить, что валюта теперь ничего не будет стоить на земном шаре. Советский рубль — я тебе скажу по секрету — ни черта не будет стоить… Не беспокойся, там — (указывает вдаль) — народ остался. А если хоть два человека останутся, то доллары будут стоить до скончания живота. Видишь, какой старец напечатан на бумажке? Это вечный старец! С долларами, когда Дараган установит сообщение с остальным миром, ты на такой женщине женишься, что все рты расстегнут… Это тебе не Аня-покойница… А возле Евы тебе нет места, хромой черт! На свете существуют только две силы: доллары и литература!
Маркизов. Оттесняют меня отовсюду, калеку! Гением меня забиваешь! (Прячет доллары, играет на гармонике вальс. Потом бросает гармонику.) Читай дальше роман!
Пончик. То-то (Читает.) «…свежие щечки колхозниц. „Эх! Ваня! Ваня!..“»
Ева (внезапно появившись) …зазвенело на меже! Заколдованное место! Но неужели, друзья, вы можете читать в такой час? Как же у вас не замирает сердце?
Слышно, как взревел аэропланный мотор вдали на поляне.
Слышите?
Мотор умолкает. Ева подходит к радио, зажигает лампы, вертит кнопки, слушает.
Ничего! Ничего!
Маркизов. Ничего нет, я с утра дежурю! (Достает букет.) Вот я тебе цветов набрал, Ева.
Ева. Довольно, Маркизыч, у меня весь шатер полон букетами. Я не успеваю их ни поливать, ни выбрасывать.