Том 6. Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
Открытка озадачила лорда Эмсворта, как озадачила бы любого мыслителя. Он не знал никаких Моди, тем более — столь нежных. В отличие от своего брата, который в свое время просто утопал в барменшах и балеринах, девятый граф всячески избегал Моди мира сего.
Поправив слетевшее было пенсне, он сунул открытку в карман и взял книгу, но поздно! Все эти Биджи и Конни, Пенелопы и Моди совсем расстроили его, он ничего не понимал.
Оставалось одно. Утвердив пенсне, он пошел к своей Императрице.
Императрица
Когда лорд Эмсворт приблизился, у перилец стояла эта самая Моника, массивная девица в брюках, очень похожая на дочь многодетного викария, играющую, как и сестры, в летний хоккей (собственно говоря, ею она и была). Девятый граф не очень ее любил, подозревая в том, что она фамильярна с Императрицей; и получил особенно мерзкое подтверждение этого порока.
— Привет, лорд Эмсворт, — сказала она. — Жара какая! Пришли к нашей свинке-спинке? Ну, я пойду попью. Жутко пить хочется. Пока.
И удалилась, попирая большими ногами траву и сено, а лорд Эмсворт, дрожа как осиновый лист, ухватился за перильца, печально вспоминая прежних хранителей Свиньи — Джорджа Сирила, перешедшего к врагу; Перси Пербрайта, вести о котором доносились из Канады; Эдвина Потта, который ушел в частную жизнь, выиграв в лотерею. Ни один из них не назвал бы ее «свинкой-спинкой». Эдвин Потт, говоря строго, и не мог бы, поскольку у него не было неба.
«Хуже некуда», — думал лорд Эмсворт, и его беспокойство не могла утешить даже сладчайшая из песен, хрюканье Императрицы, когда рядом с ним у перилец оказался невысокий, изящный джентльмен лет пятидесяти восьми, которому он и сказал: «А, Галахад!»
— Пип-пип! — радушно откликнулся новоприбывший.
Галахад Трипвуд был единственным членом семьи, к которому мы применили бы слово «выдающийся». Мир, как известно, не знает самых великих, но тесный мирок клубов, ресторанов, баров, бегов знал Галахада хотя бы понаслышке. Позор и беда своих сестер (Констанс, Джулия, Дора и т. п.), он пользовался уважением в менее суровых сферах, ибо сердце у него было золотое, душа — просто изливала млеко незлобивости.
Сейчас, когда он глядел на свинью Императрицу, его отвлекло то ли рыдание, то ли стон и, обернувшись к брату, он увидел, что любимые черты искажены горем, словно глава семьи съел что-то кислое.
— Здравствуй, Кларенс! — продолжал Галахад. — Что-то ты грустишь! В чем дело? Думаешь об этом прискорбном инциденте в «Гербе Эмсвортов»?
— Э? — удивился граф. — Об инциденте? А что такое
— Неужели не слышал? Мне говорил Бидж, ему — судомойка, а уже ей — шофер. Насколько я понял, дворецкий сэра Грегори, Бинстед, ставил вчера на его свинью один к пяти.
Лорд Эмсворт был поражен.
— На Красу Матчингема? Он спятил? Что она перед Императрицей?
— Вот и я удивляюсь. Скорее всего, Бинстед напился и порол Бог весть что. Хорошо, ты не слышал. Почему же ты так похож на глисту в отчаянии?
Девятый граф охотно поведал брату свою печаль.
— Это Моника меня расстроила, — сказал он. — Не поверишь, она назвала ее «свинка-спинка».
— Так и назвала?
— Честное слово! «Привет, — говорит, — лорд Эмсворт. Пришли к нашей свинке-спинке?»
Галахад помрачнел.
— Прискорбно, — сказал он. — Очень плохой тон. Остается предположить, что несчастное дитя не понимает всей своей ответственности. Так думает и Бидж. Он поставил на Императрицу солидную сумму и, естественно, беспокоится. «Готова ли La Simmons к своей роли?» — думает он. И я его понимаю. Заметь, Кларенс: сегодня — «спинка-свинка», а завтра? Такая девушка, страшно сказать, забудет покормить ее! Почему ты поручил столь ответственное дело лупоглазой дочери сельского викария?
Лорд Эмсворт, говоря строго, не ломал руки, но был к этому близок.
— Это не я, — возразил он. — Это Конни. Она им покровительствует. Ее и вини, Галахад.
— Конни! — воскликнул Галахад. — Я все больше думаю, что Бландинг не станет раем, пока в нем есть наши сестры. Зачем они, Кларенс? Их надо ставить на место.
— Именно, — сказал лорд Эмсворт. — Да, вот именно. Воцарилась тишина, если она может царить, когда обедает Императрица. Нарушил ее лорд Эмсворт.
— Где Элис? — спросил он.
— Кто?
— Ну, Пенелопа! Пенелопа Доналдсон. Вы вроде гуляли.
— А, Пенни? Да, гуляли, болтали. Какая милая девушка!
— Очаровательная!..
— Красивая, умная, мало того — добрая. Я случайно заметил, что выпил бы виски с содовой, и что же? Побежала, сказала Биджу, чтобы мне не пришлось заходить в дом.
— Ты будешь сейчас пить виски с содовой?
— Да. Оно вернет мне румянец, а главное — я подниму бокал за Биджа. Сегодня у него день рождения.
— У Биджа?
— Да.
— Ой, Господи!
Лорд Эмсворт полез в карман.
— Понимаешь, Галахад, с дневной почтой я получил очень странную открытку. Совершенно непонятную. Всякие слова, а подписано «Моди». Может быть, это не мне, а Биджу?.. Наверное, написали ему, а принесли мне. Посмотри.
Галахад рассмотрел открытку в монокль и на оборотной стороне увидел надпись:
«М-ру Себастьяну Биджу,
Бландингский замок.
Шропшир».
Лицо его стало серьезным.