Том 7 (доп). Это было
Шрифт:
Но обратимся к событию.
Сперва – о мире. Для мира России нет. За счастливыми исключениями, вместо былой России признаются ее насильники. С ними заключаются договоры, у них скупают награбленное добро; выполняют порой их окрики, изгоняя русских людей из данного им прибежища. Мир озабочен, как получить долги отданной на разбой России. Мир никак не может решить, что ему делать с беспокойными русскими бродягами, блуждающими по миру и не желающими забыть России. Мир, между тем, скупает золотые св. Чаши, чудесные русские иконы – даже и чудотворные! – сплавленные кресты и ризы. Когда представлялся случай, мир захватывал русское золото с орлами. Мир изменил союзнице – России, изменил низко и жестоко. Мир не только легко забыл, что для него сделала Россия своей кровью, но даже пробовал отрицать, что она что-то сделала. Мы знаем множество случаев этого
История этих десяти лет – и не только для нас, а и для всех бесстрастных историков мировой нравственности, для всех честных, способных видеть высоту человеческого в мире, – может быть самая черная страница всей человеческой истории. Никогда, кажется, еще не было такого дерзостного, такого бесстрашного отказа не только от христианской, но и просто от человеческой нравственности. Окиньте памятью все, что было за эти годы совершено бесчестного, жестокого, страшного-в отношении не России только, а в отношении хотя бы законов просто пристойной жизни. Все это хорошо известно, все записано в государственные акты и в миллиарды листов газетных, а в русском сердце – выжжено, как клеймом. Это – кошмарное достояние истории, истории оглушительного падения чести в мире. Мы это знаем. Узнает и Россия, и – оценит.
Было время: великие демократии боролись за свободу, великие демократии и в неграх даже видели своих братьев… Ныне – дружат с насильниками великого народа – из-за чего! Ради своекорыстия, ради торговых и низких интересов. Великие демократии забыли жертвы за мировое дело, которые принесла Россия, забыли море крови, в которой Россию топят… И такое «забвение» закрыто словами и словами, померкло в блеске, заглохло в шумах, и никто не встревожен этим. Мало того: строятся планы дальнейшего растерзания России-жертвы! И вот, при такой-то клинической картине мировой совести, когда даже крик – воистину крик отчаяния русских писателей, призывавших из гроба мир, не был услышан чуткими, в такое время произошло событие, совсем не громкое, не мирового масштаба на первый взгляд, но которое – это поймут потом, если смогут еще понять! – по своему внутреннему смыслу значительнее многих и многих событий великого масштаба за этот десяток лет.
Одна страна – не из великих держав! – одна христианская страна былая малая Сербия, ныне королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, сказала перед миром: Великие ценности человеческого духа – есть! Не пустые слова – любовь, братство народов, честь, благодарность, долг, совесть, благородство! Нельзя гнать правду и помогать злу в мире! Святые лампады нельзя гасить! Надо чтить высокое человеческое в веках! Надо уметь помнить! Надо уметь любить! Христианской стране нельзя попирать Евангелие! Чудеснейшие страницы истории – нетленны!
Это сказала страна – и показала ясно. Это сказала и показала страна, благороднейшая страна славян, бившаяся геройски за свободу, страна, познавшая, что за ужас – себя утратить, испепеленная и вновь восстающая из пепла, страна героев, христиан-героев! Она истекала кровью, но сохранила духовное богатство. Она уходила на чужбину – и вернулась с оружием для славы. И вот такая страна, в лице своего Короля-рыцаря, в лице своего Пастыря духовного, своего мудрого правительства, своего образованного слоя, в лице трогательной и чуткой славянской женщины, которая давно познала, что такое терять бесценное, в лице достославного города Белграда, явила высокий пример чести, братства, совести, благородства, исторической памяти и провидения грядущего. Она позвала к себе русских ученых, русских писателей и деятелей свободного слова русского, русскую мысль и совесть, и благородно сказала: помню, люблю и верю! Носители громких имен в литературе мира не поверили русским писателям, иные и не откликнулись на их крик, иные насмеялись даже. Великая Югославия устами простого труженика-кондуктора – сказала: привет вам, русские братья! Великая Югославия, в которой горят лампады, показала такое сердце, такую чуткость, такую сердечность-ласку, такой уют в нашем бездольном придорожье, каких мы нигде не видели в этот десяток лет. Она засыпала нас цветами, она говорила нам, что она не забыла прошлого, что она
Ныне, когда народы открыто показывают, что для них как бы уже и необязательны основы права и нравственности, даже те основы, которые они обязательными считают еще для отдельных граждан; когда начинает казаться, что своим поведением государственные люди и правительства как бы хотят освободить человечество от непосильного ему бремени – соблюдать Божеские и человеческие законы – честь и долг, не говоря уже о любви, хотя казалось бы, что именно государственные-то люди и должны бы воспитывать граждан в духе божеского и человеческого закона: случилось исключительное событие, когда одно государство показывает высокий пример – всем. Это ли не событие?!
То, что произошло в Белграде, в Белом Граде, в эти сентябрьские дни, дойдет и до Нее, плененной, в оковах сущей, – и согреет, и осветит Ее: есть еще на земле Правда!
Есть еще на земле Великая Югославия, Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, страна воистину христианская. Устами своего Короля, своего Пастыря, всего своего народа она сказала:
«Лампады у гроба Преподобного Сергия погасли… Горят лампады у Святых – Саввы и Илии! И у Преподобного Сергия зажгутся!»
Октябрь, 1928 г.
Ланды
(Возрождение. 1928. 17 окт. № 123. С. 2)
Открытое письмо Томасу Манну
Дорогой Томас Манн!
К Вам, наиболее чуткому и совестливому из германских писателей, обращаюсь я с этим словом глубокого возмущения и негодования на то, что может случиться непоправимо позорное для Вашей родины, тяжкое и страшное – для моей. Обращаюсь с надеждой, что, узнав всей проверив Вашею совестью, Вы почувствуете «святое беспокойство», великую тревогу за человеческое, ту тревогу, которую еще недавно умел высоко ценить мир в творениях литературы, в частности – в творениях русского и германского гения и сердца. Обращаюсь во имя великих наших Учителей, имена которых еще и в наше время для нас священны.
Дело идет о постыднейшем, против чего давно бы должен восстать весь культурный мир, и что не тревожит совести этого «всего мира». Дело идет о бесчестье, которое падет на весь германский народ, если от его имени не раздастся властный и сдерживающий голос.
Выразитель духа Вашего народа, как ответственнейший писатель, как представитель чести и совести народа, Вы, я верю, не можете допустить спокойно, чтобы Ваша страна стала поприщем, – сильнее сказать, разбойничьим майданом, где без зазрения совести и громогласно могут распродаваться ценнейшие из сокровищ, собранные веками и силами России, украденные у нее насильниками и воровски доставленные на германский «рынок»! На глазах всего мира Германию хотят сделать местом распродажи украденного у целого народа духовного богатства, укрывательницей награбленного, потатчицей разбою, посредником грабителей и воров.
Страна Гете и Шиллера, страна великих мыслителей, великих правоведов, ученых, художников, моралистов… – эта страна в наше сомнительное время как бы готова показать всему свету, что она разрывает с ними, что она отвергает право, отрицает честь, принимает легко – бесчестие!
Узнайте дело – и Вы не допустите постыдства: я знаю это. Вы – чуткий, Вы за право Правды. Вы можете не позволить, Вы можете властно сказать – «нельзя»! И Вас услышат.
Что случилось? Я не буду говорить от себя. Я приведу слова благороднейшего немца, только что напечатанные в русской газете «Возрождение», в Париже, – слова из телеграммы крупного германского промышленника, – Артура Геннига, отправленной г. президенту Гинденбургу: