Том 8. Рассказы
Шрифт:
Кровь медленно залила все лицо лейтенанта.
– Я… убью его! – тихо, но решительно сказал лейтенант. – Вызову на дуэль и убью.
Леер вернулся к столу и, ошеломленный виденным, тяжело опустился в кресло.
– Да, это ужасно… Она обманула мое доверие… Но как же вы будете «драться» с ним на дуэли?
– В открытую или «вслепую» – все равно. На пистолетах. До решительного результата.
– А если он откажется от дуэли?
– Я убью его. Теперь это можно сделать проще, чем раньше.
Разговор
Вильгельмина слышала, как он шел, и подумала: «Он не простился со мною! Сердится! Конечно, он видел все. Но видел ли отец?»
В ту же минуту послышался голос отца:
– Вильгельмина, иди сюда!
Между отцом и дочерью произошел длинный и чрезвычайно неприятный разговор.
Не без волнения вечером подъезжал Марамбалль к дому Вильгельмины. Удалось ли ей скрыть «следы преступления»?
Он позвонил и спросил швейцара, дома ли фрейлейн Вильгельмина.
– Уехали! Не принимают! – сердито ответил швейцар и тотчас же захлопнул дверь.
Марамбалль протяжно свистнул.
– Дело дрянь! «Уехали и не принимают». Это похоже на отказ от дома…
Он все же надеялся встретить Вильгельмину в опере и поехал туда.
Осторожно пробравшись во второй ряд, Марамбалль уселся в кресло и начал осматривать ложи. Но ложа Лееров была пуста. «Может быть, она еще не проявилась?» – не терял Марамбалль надежды, думая о Вильгельмине.
Сосед слева задел его плечом и пробормотал извинение.
– Пожалуйста, не извиняйтесь. Мы все слепые, а слепому трудно не задеть другого, – с французской болтливостью ответил Марамбалль. И в ту же минуту он услышал, как кто-то шепчет ему на ухо:
– Простите! Я хотел только убедиться, вы ли это. Сегодня господин первый секретарь Леер уезжает к министру ровно в десять. А дело номер сто семьдесят четыре будет лежать у него на столе.
– Метакса! Вы как сюда попали?
– Так же, как и вы, – отвечал грек.
В этом действительно не было ничего необычайного: места корреспондентов находились в одном ряду. Метакса, очевидно, только принял меры к тому, чтобы оказаться по соседству с Марамбаллем.
– Послушайте, – сказал Марамбалль, – что вы, наконец, гипнотизируете меня все время делом номер сто семьдесят четыре? Что вам от меня нужно?
– Тс!.. – И, наклонившись к самому уху Марамбалля, Метакса сказал: – Вы же сами знаете, что на этом деле можете заработать. У меня есть свои люди в доме Леера, и я знаю все, что там делается. Но мне труднее обделать это дело, чем вам. Вы свой человек в доме.
Под плавные, торжественные звуки увертюры Метакса продолжал развивать свой план:
– Я сообщил вам об этом деле, я направил вас, и вы заработаете тысячи. Ну, а мне за это дадите только одну тысчонку марок…
Мысль Марамбалля заработала. Метакса прав. На этом деле можно заработать. Да, не вовремя Вильгельмина затеяла игру в жмурки!.. Если бы не этот роковой поцелуй!.. Положение очень осложнилось. Нужно ли давать этому греку за комиссию? Марамбалль постарается добыть секретное дело, но делиться с Метаксой он не намерен.
– Во-первых, вы напрасно стараетесь, господин Метакса, – зашептал Марамбалль в ухо соседа. – Все, что делается в доме Лееров, я знаю не хуже вас. И о деле номер сто семьдесят четыре я узнал гораздо раньше, чем эту «новость» сообщили мне вы. А во-вторых, я больше не собираюсь бывать в доме Лееров.
– Лейтенант не пускает? – язвительно спросил грек, поняв, что Марамбалль увиливает от дележа.
– Это касается только меня, – сухо ответил Марамбалль.
«Какая некультурность!» – возмущался он бестактным вопросом грека, искренне забывая о том, что сам ведет нечистую игру.
Увертюра окончилась. Со сцены уже слышался голос Фауста, а занавес казался еще закрытым. И только когда Мефистофель на зов Фауста отозвался: «И я здесь!» – для первых рядов спектакль начался. Между пением, игрой артистов и оркестром не было никакой связи. Задние ряды увидели открытие занавеса только к антракту первого акта. «А последнее действие галерка будет досматривать, как немую сцену, после окончания оперы… Пропала опера!»
В середине второго акта Марамбалль осторожно вышел и направился к выходу. Оглядываясь назад, он видел как бы повторение действия в обратном порядке. Но это уже не интересовало его.
Он вернулся к себе и позвонил по телефону Вильгельмине.
Она оказалась дома, но разговор с нею не доставил ему особого удовольствия.
– Отец и лейтенант видели все, – говорила она. – Мне пришлось выдержать очень неприятную сцену с отцом. И было бы лучше, господин Марамбалль, – ее голос дрогнул, – если бы вы не показывались в наш дом по крайней мере некоторое время, пока все не уляжется.
Она не имела решимости отказать ему сразу.
Марамбалль был в полном душевном смятении, выслушав из ее уст этот приговор.
Отказ в такой момент, когда ему, как никогда раньше, нужно было быть в доме Лееров! Завтра будет уже поздно. Дело номер 174 будет погребено в стальном сейфе, или же оно достанется в руки какого-нибудь Метаксы. Медлить нельзя. Душу Марамбалля одновременно обуревали и другие чувства. Поцелуй острой отравой проник в его сердце, а в голосе Вильгельмины, говорившей по телефону, ему чудилась печаль. Быть может, она любит его? В эту минуту ему казалось, что и он также безумно любит ее. И с неожиданной для самого себя страстью он начал умолять ее принять его в последний раз, «чтобы проститься навеки».