Том 9. Мастер и Маргарита
Шрифт:
— Попрошу меня не учить,— ответил Бегемот,— сиживал за столом, не беспокойтесь, сиживал!
— Ах, как приятно ужинать вот этак, при камельке, запросто,— дребезжал Коровьев,— в тесном кругу…
— Нет, Фагот,— возражал кот,— бал имеет свою прелесть и размах.
— Никакой прелести в нем нет и размаха также, а эти дурацкие медведи, а также и тигры в баре своим ревом едва не довели меня до мигрени,— сказал Воланд.
— Слушаю, мессир,— сказал кот,— если вы находите, что нет размаха, и я немедленно
— Ты смотри! — ответил на это Воланд.
— Я пошутил,— со смирением сказал кот,— а что касается тигров, то я их велю зажарить.
— Тигров нельзя есть,— сказала Гелла.
— Вы полагаете? Тогда прошу послушать,— отозвался кот и, жмурясь от удовольствия, рассказал о том, как однажды он скитался в течение девятнадцати дней в пустыне и единственно, чем питался, это мясом убитого им тигра. Все с интересом прослушали это занимательное повествование, а когда Бегемот кончил его, все хором воскликнули:
— Вранье!
— И интереснее всего в этом вранье то,— сказал Воланд,— что оно — вранье от первого до последнего слова.
— Ах так? Вранье? — воскликнул кот, и все подумали, что он начнет протестовать, но он только тихо сказал: — История рассудит нас.
— А скажите,— обратилась Марго, оживившаяся после водки, к Азазелло,— вы его застрелили, этого бывшего барона?
— Натурально,— ответил Азазелло,— как же его не застрелить? Его обязательно надо застрелить.
— Я так взволновалась! — воскликнула Маргарита.— Это случилось так неожиданно.
— Ничего в этом нет неожиданного,— возразил Азазелло, а Коровьев завыл и заныл:
— Как же не взволноваться? У меня у самого поджилки затряслись! Бух! Раз! Барон на бок!
— Со мной едва истерика не сделалась,— добавил кот, облизывая ложку с икрой.
— Вот что мне непонятно,— говорила Маргарита, и золотые искры от хрусталя прыгали у нее в глазах,— неужели снаружи не было слышно музыки и вообще грохота этого бала?
— Конечно, не было слышно, королева,— объяснял Коровьев,— это надо делать так, чтобы не было слышно. Это поаккуратнее надо делать.
— Ну да, ну да… А то ведь дело в том, что этот человек на лестнице… Вот когда мы проходили с Азазелло… И другой у подъезда… Я думаю, что он наблюдал за вашей квартирой…
— Верно, верно! — кричал Коровьев.— Верно, дорогая Маргарита Николаевна! Вы подтверждаете мои подозрения! Да, он наблюдал за квартирой! Я сам было принял его за рассеянного приват-доцента или влюбленного, томящегося на лестнице. Но нет, нет! Что-то сосало мое сердце! Ах, он наблюдал за квартирой! И другой у подъезда тоже! И тот, что был в подворотне, то же самое!
— А вот интересно, если вас придут арестовывать? — спросила Маргарита.
— Непременно придут, очаровательная королева, непременно! —
— Ах, как я взволновалась, когда этот барон упал,— говорила Маргарита, по-видимому, до сих пор переживая убийство, которое она видела впервые в жизни.— Вы, наверное, хорошо стреляете?
— Подходяще,— ответил Азазелло.
— А на сколько шагов? — задала Маргарита Азазелло не совсем ясный вопрос.
— Во что, смотря по тому,— резонно ответил Азазелло,— одно дело попасть молотком в стекло критику Латунскому и совсем другое дело — ему же в сердце.
— В сердце! — восклицала Маргарита, почему-то берясь за свое сердце.— В сердце! — повторила она глухим голосом.
— Что это за критик Латунский? — спросил Воланд, прищурившись на Маргариту.
Азазелло, Коровьев и Бегемот как-то стыдливо потупились, а Маргарита ответила, краснея:
— Есть такой один критик. Я сегодня вечером разнесла всю его квартиру.
— Вот тебе раз! А зачем же?
— Он, мессир,— объяснила Маргарита,— погубил одного мастера.
— А зачем же было самой-то трудиться? — спросил Воланд.
— Разрешите мне, мессир! — вскричал радостно кот, вскакивая.
— Да сиди ты,— буркнул Азазелло, вставая,— я сам сейчас съезжу…
— Нет! — воскликнула Маргарита.— Нет, умоляю вас, мессир, не надо этого!
— Как угодно, как угодно,— ответил Воланд, а Азазелло сел на свое место.
— Так на чем мы остановились, драгоценная королева Марго? — говорил Коровьев.— Ах да, сердце. В сердце он попадает,— Коровьев вытянул свой длинный палец по направлению Азазелло,— по выбору, в любое предсердие сердца или в любой из желудочков.
Маргарита не сразу поняла, а поняв, воскликнула с удивлением:
— Да ведь они же закрыты!
— Дорогая,— дребезжал Коровьев,— в том-то и штука, что закрыты! В этом-то вся и соль! А в открытый предмет может попасть каждый!
Коровьев вынул из ящика стола семерку пик, предложил ее Маргарите, попросив наметить ногтем одно из очков. Маргарита наметила угловое верхнее правое. Гелла спрятала карту под подушку, крикнув:
— Готово!
Азазелло, который сидел отвернувшись от подушки, вынул из кармана фрачных брюк черный автоматический пистолет, положил дуло его на плечо и, не поворачиваясь к кровати, выстрелил, вызвав веселый испуг в Маргарите. Из-под простреленной подушки вытащили семерку. Намеченное Маргаритой очко было пробито.
— Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер,— кокетливо поглядывая на Азазелло, сказала Маргарита. У нее была страсть ко всем людям, которые делают что-либо первоклассно.