Тополиный пух
Шрифт:
Здесь — половина двенадцатого ночи, там сейчас — самое утро.
Турецкий, не снимая перчаток, в которых работал, достал свой сотовый и стал набирать Москву. Целью его был мобильник Грязнова-старшего. Тот отозвался сразу, без задержки:
— Вижу твой номер! Привет, Саня, ты где?
— Я далеко, и у нас сейчас около двенадцати ночи, так что слушай внимательно и не перебивай. Все вопросы в конце. — И далее Турецкий объяснил Вячеславу, что ему требовалось. Он продиктовал все номера телефонов Оксаны, какие знал, но попросил встретиться с девушкой кого-нибудь из сотрудников
— А мне, значит, ты такую деликатную миссию не доверяешь? Боишься, что сведу телку со двора?
— Ты сведешь, причем обязательно, но при этом забудешь, зачем это сделал, по какой надобности…
— Ты сам старый наглец! — завопил Грязнов.
— Не исключаю, — парировал Турецкий, — но первым делом, Славка, самолеты, ну а девушки…
— Ага, а девушки потом? Это ты хочешь сказать? Короче, что надо?
— Да я же объяснил! Узнать, не привез ли он с собой свою машинку. И если привез, постараться изъять ее незаметно для идентификации. А потом так же аккуратно вернуть на место. И все!
— Когда нужен ответ?
— Вообще-то еще сегодня, но можно и завтра. Только не позже, там каждый день дорог, не ровен час, клиент обратно отвалит.
— Понял. Еще какие будут указания, товарищ начальник? Что у тебя голос-то какой странный? Будто ты уже успел известную болезнь подхватить…
— Тополь проклятый пылит, Славка, — пожаловался Турецкий.
— Как, и там?! Ну, знаешь?! Мой тебе совет: напейся и сиди дома, но мобилу не выключай.
— Я так и сделаю, пока.
Александр убрал телефонную трубку в карман и обернулся к Стиву, прислонившемуся в ожидании к дверному косяку.
— Свертываемся?
— Если вас больше ничего в этом доме не интересует, нет проблем.
— Слушайте, Стив, давайте перейдем на «ты»? А то я себя как-то не в своей тарелке чувствую.
— Я не возражаю. Значит, все?
— Пока — все. А дальше будет видно, ребята Позвонят из Москвы, и буду думать…
Они осмотрели все предметы, к которым прикасались. Кстати, и причина вонючей духоты была быстро определена: в квартире был отключен кондиционер — как же, экономия электричества, не работал и телефон — по той же причине. Стив походя объяснил, что и включить и выключить телефон — дело практически трех минут: звонок на станцию и — порядок. Да, это не Москва, с сожалением подумал Турецкий. А вонь исходила от груды грязных носков, которые валялись в бельевой корзине в ванной.
Ушли они тем же путем и так же беспрепятственно покинули подземную автостоянку. Мэрфи довез Турецкого прямо до дверей гостиницы, попрощался и посоветовал отдыхать.
В холле никого не было. Забрав свой ключ, Турецкий пешком поднялся на третий этаж, разделся, снова упрямо принял контрастный душ и только после этого завалился на ложе.
Ночью ему снилась… мексиканка. Она яростно наваливалась на него своим раскаленным, дрыгающимся, тяжелым телом, и ему от этих ее беспорядочных движений было нечем дышать. Просыпался он в поту, забирался под душ и снова засыпал, чтобы увидеть прямо перед своими глазами ее ослепительно белые, оскаленные в первобытной страсти зубы и раз за разом пытаться безуспешно спихнуть ее со своей груди.
Странное дело, каким-то боковым, что ли, посторонним взглядом он наблюдал за этим бессмысленным, не приносящим ни малейшего животного удовлетворения барахтаньем потных человеческих тел и соображал, что это никакой не секс, а просто гипертрофированное ощущение кирпича, давящего на грудь и сильно затрудняющего дыхание, которое приняло во сне вот такой уродливый, фантастический образ. И придет утро, а с ним и покой. Так что пока нечего о себе беспокоиться и лучше отдаться чужой страсти, которая пройдет так же быстро, как и аллергический приступ…
Утром он увидел, что подушка его мокрая насквозь. А в голове мерно бил тяжелый колокол.
Увидев себя в зеркале, Турецкий понял, что настала пора более решительных действий. Как там писал Бродский-то? «Взгляд, конечно, очень варварский, но верный?» Кажется, так, если память не подводит.
Он поднялся, умылся, оделся и вышел из гостиницы на улицу. И снова, как назло, стихи: «Мело, мело по всей земле, во все пределы…» Он уже не отвечал за точность, главным было ощущение нереальности бытия.
Но в зыбкости восприятий окружающего мира, колеблющегося сквозь бегучую сеть почти призрачной тополиной метели, оставались некие довольно отчетливые ориентиры. И первый из них — аптека за углом, на противоположной стороне улицы, ее он увидел вчера мельком, но в памяти на всякий случай отметил. А второй — да вот же он, отсюда хорошо видна его бегущая реклама на фасаде, какой-то супермаркет.
В аптеке Турецкий купил себе пачку аспирина, огромные таблетки которого пузырились в стакане воды, который подавала ему Ирина, а в продуктовом отделе магазина нашел недорогую, но большую бутылку виски. Кажется, японское, судя по золотым иероглифам на зеленой этикетке — тоже опыт не страшный, когда-то пил нечто подобное, и совсем не смертельно. Прихватил и несколько бутылок неизвестной ему минеральной воды — наверное, хорошей, если судить по ее дороговизне. Ну, уж на собственном-то лечении экономить грех.
Вернувшись домой и увидев в холле вчерашнюю мексиканку, уже с любопытством взглянувшую на него, он отрицательно покачал головой, изобразив на физиономии горькое страдание, и ушел наверх. И там, раздевшись, выпил разведенную в минералке таблетку аспирина с какой-то витаминной добавкой и запил это дело добрым стаканом неразбавленного виски. После чего закутался простыней, выключил кондиционер и постарался поскорее заснуть. Не забыв при этом выложить рядом с изголовьем кровати, на придвинутый стул, включенный сотовый телефон.
Телефонный звонок раздался, когда за окном стало темнеть. Александр сразу не сообразил — утренние это или вечерние сумерки. Будильник тоже ничего не объяснил: семь — чего? Утра или вечера?
Узнав голос Славки, на всякий случай спросил:
— Сейчас какое время дня?
— Ну, ты даешь! — восхитился Грязнов. — У тебя сколько на часах?
— Семь, но я не знаю чего, только что проснулся, был жуткий приступ.
— Лечился, что ль? — озабоченно осведомился Вячеслав.
— Ну.