Тормоза для блудного мужа

Донцова Дарья

Я на секунду растерялась, Ксю убежала, вместо нее в комнате появились Стас и Таня. Звукооператор начал распутывать провода, гример принялась трясти флакон с тональным кремом.

– Чего такая кислая? – спросил парень. – Не выспалась?

– Ксю запланировала съемку на тридцатое февраля, – хихикнула я.

– Да что ты говоришь! – всплеснула руками Таня, чуть не уронив косметику.

– Смешно, да? – спросила я.

– Ничего смешного! – расстроилась Татьяна. – Я думала, нам хоть в конце месяца выходной

дадут! Тридцатого февраля планировала с подругами устроить спа-день, массаж, обертывания, пилинг, полнейший расслабон.

– Тридцатого февраля? – уточнила я.

– Именно, – надулась гримерша, – мы еще в конце января записались в салон!

Я повернулась к Стасу.

– Что скажешь по поводу даты?

Звукооператор начал прилаживать к воротнику моей блузки микрофон.

– Я к стоматологу собрался, но раз нашелся повод не пойти, не зарыдаю.

– Ведущие, на площадку, – заорали из коридора, – Дима, Даша, начинаем.

Я поспешила на зов в состоянии глубочайшего удивления. Неужели я одна знаю про количество дней в феврале? Может, и вам надо напомнить, что их всего двадцать восемь? Раз в четыре года, правда, случается двадцать девять, но тридцать не бывает никогда.

Глава 24

Не успела я сесть в кресло, как увидела большую растяжку. Кто-то оплатил рекламу в эфире. Текст показался мне странным, но, памятуя о ситуации с тридцатым февраля, я решила не смеяться в голос, а осторожно спросила в микрофон:

– Ксю, что у нас висит над зрителями?

– Баннер, – ответило «ухо» голосом Таты. – Сейчас будет сюжет про народного целителя Мефодия, он лечит уши. Реклама рассчитана на одну съемку. А что?

– Текст читала? – поинтересовалась я.

– Нет, им отдел рекламы занимался, – легкомысленно отозвалась Тата.

– Ну так послушай, озвучу его тебе, хотя, наверное, сама видишь, какая красота, – старательно сдерживая смех, сказала я.

– И чего там? – зажурчала Тата. – Тэкс... «Антон Юрьев, врач-окулист высшей категории, подберет вам слуховой аппарат». Вау!

– Где глаза и где уши? – вопросила я. – Как насчет стоматолога, к которому следует обращаться в случае бесплодия или насморка? Зубы в носу! Шикарное название для очередной программы.

– Кто отвечает за растяжку? – закричала по громкой связи Ксюша.

Одна из женщин, стоявших позади камер, подняла руку.

– Я, Ольга Меленкова. Все оплачено, с руководством канала согласовано, никаких проблем.

– Кроме одной, – заржал Стас, – окулист не лечит уши!

Меленкова сердито посмотрела на парня.

– Каждому следует заниматься своим делом. Ты заведуешь звуком, не лезь в чужую епархию.

– Простите, ваше высочество, но окулист только глазами занимается, – смиренно сообщил Стас.

– Да ну? – фыркнула Меленкова. – Уши-горло-нос-глаза соединены в черепе,

их один доктор лечит.

– Ого! – ожил Дима. – Интересно! До сих пор я наивно полагал, что отоларинголог и окулист – разные специальности.

– Ушнюк не глазнюк, – подвел итог Стас.

– Снимите баннер, – приказала Ксю.

Меленкова затопала ногами.

– Вы с ума сошли? За него заплачено! Клиент в суд подаст!

Я заерзала в кресле. Справедливое замечание про безумие: сегодня вся съемочная группа в легком неадеквате.

– Живо исправьте текст! – велела Ксюша. – За десять минут! Все сидят смирно! Ждем-с.

– Переписать глазнюка на ушнюка! – подхватил Стас.

Дима откинулся на спинку кресла:

– Фу! Еще работать не начали, а я уже устал.

– Наверное, день такой, – вздохнула я. – Ксю запланировала съемку на тридцатое.

Дима поднял брови.

– Февраля?

– Клево, да? – улыбнулась я. – А ужасный и сладкий ей отдохнуть предложил. Теперь она ходит расстроенная, не понимает, по какой причине барин сострадание к крепостной девке проявил. Не зря Грибоедов в бессмертной комедии «Горе от ума» написал: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

– Тридцатого февраля мы собрались переезжать на новую квартиру, – неожиданно сказал Димон. – Жена взбесится, когда про съемку узнает! Как ты думаешь, может, еще отменят?

Я молча уставилась на доктора, а тот, явно расстроенный, поджал губы, замолчал, и четверть часа мы сидели тихо.

– Работаем, – приказала Ксю.

– Переписанный баннер еще вешают, – крикнула Меленкова, – рабочие на площадке.

– Мы сейчас зрителей не показываем, – ответила Тата, – берем героев. Начали. Даша, подводка!

Я скосила глаза на столик. Надеюсь, сегодня Ядвига не подвела и выдала мне правильный сценарий.

– А сейчас в нашей студии Мефодий. Она расскажет о гимнастике...

– Стоп! – занервничало «ухо». – Если Мефодий, то «он», а ты употребила местоимение женского рода.

– Так написано в тексте, – уперлась я: – «Мефодий, она расскажет».

– Убить Ядвигу! – рявкнул Стас, у которого сегодня, судя по всему, было замечательное настроение. – А ну, подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Нарубить его на шашлык! Нашинковать в капусту! Вечно она все путает!

– Ядвига! – закричала Тата.

От стены отделилась хрупкая, почти бестелесная фигурка и подняла руку.

– Ты не вычитала сценарий! – сурово сказала Ксю. – Мефодий – он!

– Она, – прошелестела девушка.

Я не усмотрела в ответе администратора ничего удивительного. Студию поразил вирус безумия. Съемки у нас назначены на тридцатое февраля, окулист выписывает слуховой аппарат, Мефодий – дама – все это звенья одной цепи.

– Ядя, ты умеешь говорить! – восхитился Стас. – О чудо, чудо!