Тормоза для блудного мужа

Донцова Дарья

– Ничего, – отрезал Эдуард Михайлович, – только молиться.

Но Орловы решили, что одного упования на Бога мало. Веру не оставляли одну. Около нее постоянно кто-нибудь находился, ей читали книги, газеты, включали телевизор, пели песни, делали массаж, приглашали парикмахера, мастера по маникюру-педикюру, косметолога, тренера по лечебной физкультуре. Раз в неделю в палате с отчетом о работе появлялся Роман Кислов, заместитель Веры. Эдуард Михайлович только крякал, наблюдая за суетой вокруг больной. Он-то понимал: надолго пыла родных не хватит. В соседней с Верой палате лежал Георгий Саввич.

Его домочадцы первое время тоже проявляли заботу и внимание, но потом энтузиазм жены и сына завял, и они перестали наезжать в клинику. Через год семья попросила выключить аппаратуру и, рыдая от горя, похоронила Саввича. Эдуард отлично знал, что большинство людей вначале резко отрицательно реагирует на его разумное предложение прекратить бессмысленное существование человеческого тела, но проходят месяцы, и позиция мужа-жены-матери больного меняется. Год, полтора, максимум два – больше никто на его памяти не выдерживал. Эдуард Михайлович не был жестоким, злым человеком, он просто знал, что рано или поздно ему предстоит остановить работу дыхательной и очистительной системы, и всего лишь хотел уберечь людей от непомерных трат.

Но семья Орловых не собиралась сдаваться. Шло время, и по-прежнему каждый понедельник у кровати Веры сидел Костя, во вторник приезжала Алена, в среду свекровь, в пятницу Роман.

– Вы общаетесь с ней, как с живой, – не выдержал один раз Эдуард Михайлович. – Зачем женщине в коме маникюр?

Наталья Петровна оторвалась от книги, которую читала невестке вслух, и уверенно сказала:

– Вера не умерла, она временно лишена возможности общаться, я уверена, невестка скоро очнется.

Доктору оставалось лишь разводить руками, он, в отличие от наивной свекрови больной, понимал, что перспектива у нее другая.

Вера провела в коме почти пять лет. Двенадцатого января прошлого года медсестра Леночка, как обычно, в восемь утра вкатила в палату столик с завтраком. Вера не могла питаться самостоятельно, но Орловы настаивали, чтобы ей непременно привозили еду. Лена считала это распоряжение идиотским: ну зачем платить за обед-полдник-ужин, которые нетронутыми возвращаются на кухню? Медсестрам хорошо, они могут спокойно съесть то, что не понадобилось больной, но где ум у родственников? Или им попросту некуда девать деньги?

Лена взяла поднос, хотела привычно поставить его на постель и услышала тихий стон, а потом шорох.

В первую секунду медсестра подумала, что в палате забыли на ночь выключить радио, но потом повернула голову, увидела открытые глаза больной, уронила на пол поднос и выскочила в коридор с воплем:

– Орлова ожила!

Через рекордно короткий срок в палату набились почти все врачи медцентра. Вера смотрела на докторов, моргала, а когда у нее из горла вынули трубки, неожиданно четко и внятно спросила:

– Который час?

Эдуард Михайлович чуть не умер, услышав вполне разумные слова. В больницу прилетели родные Орловой, кто-то из медперсонала позвонил в «Желтуху», корреспонденты начали пикетировать клинику, поднялся невероятный шум, который через месяц утих. Газеты написали о восставшей из небытия женщине, дали ей прозвище «Спящая царевна», поохали, поахали и перебросились на другие темы. А Вера продолжала удивлять медиков.

Процесс реабилитации шел вперед семимильными шагами. Орлова села, встала, начала ходить, нормально общалась с домашними, помнила свое прошлое и могла снова управлять бизнесом. Иначе как чудом случившееся назвать медики не могли. Складывалось ощущение, что пяти лет в коме как не бывало: Вера вроде заснула вечером и проснулась на следующий день, полная планов и идей.

Сейчас бизнесвумен ведет насыщенную жизнь, принять участие в телешоу она согласилась с одной целью – чтобы сказать с экрана телевизора тем, у кого есть тяжелобольные родственники: «Люди, никогда не отчаивайтесь: даже если все вокруг станут твердить, что надо перекрыть дыхательный шланг, помните, надежда есть всегда».

Когда страстная речь героини завершилась, в студии пару мгновений царила тишина. Растерялись все, даже Олег. Первым очнулся помреж, он забил в ладоши, зрители зааплодировали, а в моем ухе прозвучал голос:

– Офигеть. Даша, давай, говори текстуху.

Шоу потекло своим чередом. Второй гость, актер средней руки Владимир Харцев, чья жена умерла, так и не выйдя из комы, откровенно растерялся и лишь «экал» в ответ на наши с Димой вопросы. Зрители рыдали, семья Орловой не могла и не хотела скрыть радости, Наталья Петровна в своем выступлении нападала разом на всех врачей:

– Им бы только поскорей докуку с рук сбыть, не хотят людей лечить, убеждают вас, что больной безнадежен, и до свиданья. Убийцы! Вот, например, его жена очнулась бы и жила!

Владимир, на которого бесцеремонно указала свекровь Веры, вздрогнул и закрыл лицо руками.

– Ай-ай, – заволновался Олег, – у нас не скандальная программа, совсем другой формат. Немедленно задай свой вопрос!

Я навесила на лицо улыбку.

– Наталья Петровна, вы утверждаете, что вытащили невестку из комы без помощи официальной медицины?

– Официальная медицина? – с ехидством повторила старшая Орлова. – Официальная медицина предлагала убить Веру. Я действовала вопреки докторам.

Зрители без приказа помрежа устроили овацию, их симпатии явно были на стороне пожилой дамы.

– Черт знает что! – разозлился в моем ухе голос. – Наша основная задача – внушить народу простую истину: заболел, вали в поликлинику к доктору с дипломом, а не к колдуну, который тебя толчеными кирпичами накормит. Даша, немедленно спасай ситуацию! Своими словами! Действуй!

Я подняла руку.

– Попробуем включить логику. Может, Наталья Орлова зря ополчилась на врачей? Да, они совершили ошибку, предложив отключить аппаратуру, но ведь лечили Веру, давали ей лекарства, ухаживали за ней.

– За наши немалые деньги, – уточнила мать Кости. – Нет средств – покупайте гроб!

– Вы же не пошли к экстрасенсам! – воскликнула я. – Доверились специалистам – и правильно сделали. Нельзя обращаться к ведьмам, знахарям, колдунам.

– Я хочу сделать заявление! – закричала Алена, вскакивая с дивана.

– Останови ее! – взорвался в моем ухе голос. – Пусть заткнется!

Но поздно! Алена затараторила с пулеметной скоростью:

– Я видела, что дело плохо, понимала, как страдает Костя. Да, мне было жаль Верушку, но она мирно дремала! А мама и брат переживали!