Торпеда для фюрера
Шрифт:
Озираясь поверх блиндированного кузова:
— Давай туда! Сдавай! Мне сверху видно все, ты… — Войткевич успевал сообразить: «однорукий чёрт из Feldpolizei?.. Конечно, это он, старина Карл-Йозеф. Вот уж воистину Кащей Бессмертный. Почему я не удивлён, что он здесь?..»
Вперед и вверх, а там…
— Смотри, — Сергей толкнул локтем Каверзева. — Видишь, зенитное орудие на господствующей высоте?
— Дзот на скале?
— Именно.
Партизаны-разведчики, по дну ими же выдолбленной канавы — будущей траншеи, — подкрались к самому краю внешнего периметра на оконечности бухты. В отличие от их несчастных товарищей, пробирались ползком на животе, без шума и «Ура!», в котором было больше отчаянного: «Помирать так с музыкой!», чем надежды на жизнь.
— Я видел. Орудие стоит на краю обрыва, там оборонительный рубеж в два вершка шириной, ряд проволоки, да и всё, пожалуй, — продолжал Сергей развивать вслух свои соображения. — Ни мин, ни кольев.
— А на хрен они там нужны, — скептически буркнул Арсений. — И так голову свернёшь.
Он посмотрел на командира изучающе. Но, не найдя ничего утешительного, не то предложил, не то уточнил:
— А потом прыгнем?
— Можно прыгнуть, а можно и веселей, подорваться на гранате, — не стал разочаровывать его командир, и даже подмигнул. — Но перед этим можно будет из этой пушечки всю базу расстрелять.
— Подавить, как клопов на полатях! — о том же орудии кричал Войткевич, свесившись из кузова к дверце кабины, где Новик, высунув в окно одну руку со «шмайссером», другой крутил руль.
— Придется бросить, жалко! — ударил Саша по его чёрному текстолиту.
Хотя жалеть было уже как-то поздновато. Гусеница с одной колёсной пары «мерседеса» уже разлетелась в чёрные лохмотья, порванная взрывом гранаты, и литые шины на поворотах дымили копотью; одно крыло сорвано, из-за решётки радиатора подозрительно травил пар, и даже песок из продырявленных мешков на дверцах почти вытек.
— Ты доехай сначала!
— Голову прибери!
Саша вскинул руку с автоматом и в пару секунд, поворачивая и уходя в сторону, разогнал группу солдат, гуськом кравшихся вдоль выщербленной стены цеха, — только кирпичная крошка брызнула и зазвенела на серых касках.
Машину пришлось бы бросать, так или иначе. Это было видно невооруженным глазом, из любой точки базы, поскольку высота, действительно, была господствующей, замыкая материковую часть бухты с одного топографического края. Зенитное орудие, бог весть как взобравшееся на крутой подъём, стояло на каменном пятачке, к которому не только подъезда, но и подхода не видно было никакого другого, кроме выбитой в камне лесенки, шедшей, увы, с тылов бетонного сооружения.
— То ли дот, то ли штаб какой, — предположил Сергей Хачариди об этом же угрюмом бетонном блоке, откинувшись назад, за каменный валун древней осыпи, уже поблизости прибрежной скалы.
— Штаб береговой обороны, — присоединившись к нему, уточнил Антон Каверзев. — Офицер в зелёном сукне, а знаки различия флотского капитан-лейтенанта.
— Тю… — протянул с южногубернской многозначностью Малахов. — дотов мы не видали, — и пошарил на стриженом затылке, должно быть, в поисках ленточек бескозырки, которые следовало бы сейчас закусить, чтоб не слетела флотская гордость.
Но «гордость» сейчас была глубоко спрятана на дне вещмешка, в лесу, на попечительстве Вовки и других партизанских «сынов отряда».
— Что голый, честное слово, — вздохнул Малахов. — Где там твой офицер?
…Капитан-лейтенант береговой охраны, если и не подскакивал на месте от нетерпения и любопытства, то только из уважения к новеньким погонам. Не витые, конечно, как скажем, у корветтен-капитана, но всё-таки и не как у фендрика [67] , с серебряным шитьём окантовки.
«Что же там происходит? — тянул цыплячью шею вчерашний фендрик. — От “фрегата” [68] мало чего добьёшься, отмахивается, как будто перед ним всё ещё курсант, а не боевой офицер; по привычке, конечно. А сам даром что надулся как индюк — видно же, понятия не имеет, ждёт, когда позвонят».
67
Фейндрих, если точно, — курсант военного учебного заведения последних курсов уже на действительной службе.
68
Фрегаттен-капитан, в сухопутной аналогии (не совпадающей с аналогичным сугубо флотским званием) — майор, подполковник.
Весьма болезненный щелчок по затылку — точно в карты опять проиграл, на задней парте кадетской школы, — вышиб из головы новоиспечённого капитан-лейтенанта шаловливые мысли. С недоумением оглянувшись, он увидел на бруствере траншеи базарно-хитрую физиономию. Грязную, с мыском стриженых волос на лбу, как у пополнения последнего времени, когда общие признаки новобранцев никак не сочетались с опытом и наружностью матёрых мужчин.
— Ты кто? — чуть было не спросил юный офицер, но уже и сам догадался. Так что внутренности оборвались куда-то во франтовато узкие, чищенные до антрацитового блеска, сапоги.
Поэтому, когда физиономия спросила его на уже знакомом, но ещё незнакомом русском языке: — Ты что ли, тут оккупантом будешь? — Вчерашний фендрик набрал воздух в лёгкие, чтобы крикнуть «Allarm», но вдруг с ужасом понял: не стоит.
Русских в окопе было полно. Об этом красноречиво говорил часовой, только что стоявший за плечом с ненавязчивостью истукана. Теперь он беззвучно орал во всю пасть из-под съехавшей на нос каски, при этом как-то противоестественно вывернув челюсть за правый погон. Другой его солдат, что-то чинивший на корточках из своей амуниции, теперь вытянулся на дне окопа во весь рост, продолжая, вроде как, нашаривать маузер на дощатой стене. И русские всё лезли и лезли… Пока в шее капитан-лейтенанта что-то не хрустнуло, точно выключатель, потушивший в глазах свет.
Почти на уровне моря
Граната, прозвенев по рваному, едва ли не дореволюционному асфальту, хлопнула прямо под коляской мотоцикла, оторвав её от чёрного муравьиного тельца «BMW» и ещё выше подбросив пулемётчика с растопыренными руками, — будто всё ещё надеялся он ухватиться за куцый приклад «MG». С лихостью будёновской тачанки кузов «мерседес-бенца» пронёс в буром кирпичном ущелье Войткевича, который привалился задом к покатой крыше кабины и поливал из пулемёта преследователей.