Торпедой - пли!
Шрифт:
— Ну ладно, ладно, — примирительно произнес Дмитрий Николаевич. — Я не хотел тебя обидеть. Просто удивительно, когда ты говоришь про самолеты, о которых я даже не слышал.
— Мы с папой делаем модели военной техники, и «Хейнкель-115» я знаю, потому что в нашей коллекции он есть. Это поплавковый торпедоносец, способный садиться и взлетать с воды. Кстати, ветераны рассказывали моему отцу, что когда торпеда попала в американский пароход, то зенитки кораблей эскорта сбили другой, такой же самолет. Он упал в воду, и экипаж выбрался на резиновую лодку. По ним начали стрелять, но под огнем рядом сел
— Да… Удивительно. Впрочем, никто не спорит, герои есть везде. А вот как погиб твой дед? Это известно?
— Смутно. Папа пытался выяснить, но никто точно не знает. После взрыва все бросились заделывать пробоину, а потом, когда осмотрелись, деда уже не было. Все склоняются к тому, что его выбросило за борт. И найти его уже не смогли.
Рябинин на мгновение умолк, а затем вдруг задрожавшим голосом попросил:
— Товарищ командир, а можно мне с товарищем старшим помощником?
Дмитрий Николаевич поднял брови, а Долгов громко расхохотался.
— Нет-нет, Саша! — старпом обнял Рябинина за плечи. — Не будем еще сильнее все запутывать. И так такая чехарда, что без стакана не разберешься. За предложение — спасибо. Но я уж как-нибудь сам. Ты лучше скажи — а как с этой радисткой получилось? С женой капитана. Или ты не в курсе?
— Мария Изопова находилась в момент взрыва в радиорубке и была тяжело ранена. К сожалению, ее спасти не смогли.
— А деда твоего как звали?
— Василием.
— Хорошо, Саша, ты нам здорово помог, — Дмитрий Николаевич встал. — Ты иди, а мы еще тут подумаем.
Выпроводив Рябинина и закрыв плотно дверь, он спросил:
— Ну, что скажешь, Толик?
— Я в шоке. Бывает же еще такая молодежь. Что я скажу? Молодец, скажу!
— Ты все о Рябинине, а я спрашиваю о тебе. Запал не пропал еще? Или, может, другой способ поищем?
— Обижаешь, командир! Теперь даже сильней захотелось. Смотри, сколько узнали. Теперь и тебе спокойней будет. Как ты там говоришь? Отполировали красивую версию?
— Что-то мне твое щенячье настроение не нравится. Ты представляешь, скольких ты еще не знаешь мелочей, которые известны любому мальчишке этого времени?
— Да брось, командир. Я теперь им про этот «хейнкель» как заверну, так кто там сомневаться будет? Да и в чем сомневаться? В том, что я русский моряк?
— Не знаю, — Дмитрий Николаевич недовольно уставился на Долгова. — Может, тебе вообще молчать? Давай, ты будешь немым?
— Ну начинается! А давай, командир, я еще буду косым, хромым и недоразвитым? Ну чего ты боишься? Не к немцам же собираюсь! К своим!
Дмитрий Николаевич тяжело вздохнул и согнулся, будто ему на спину взвалили гору.
— Ну смотри, Толик. Если еще и ты мне выкинешь номер, никогда тебе не прощу. Хватит мне плодить вакансии на лодке.
— Не боись, командир! Не подведу!
Полярный день играл лучами солнца в грациозно проплывающих мимо изумрудно-зеленых айсбергах. Определить, день сейчас или ночь, можно было только по тому, в какой стороне светит солнце. Дмитрий Николаевич задрал голову и посмотрел на совершенно не слепящий солнечный диск. Где он? По курсу? Значит, сейчас глубокая полночь. Рядом проплыла льдина с греющимися тюленями. Увидев лодку, они недовольно
Командир спустился на нижнюю палубу и теперь сидел вместе с Максимом в отсеке гидроакустического поста и смотрел на экран надводной обстановки. Точного времени прохода конвоя над их головой не знал никто, и они постарались прибыть в район к началу суток. Было известно место, где был торпедирован американский пароход, и то, что это произошло утром четвертого июля. И все.
Хронометр показал два часа, затем отмерил еще час, но экран по-прежнему был пуст. Дмитрий Николаевич начинал волноваться. Вызвав штурмана, он принялся его допрашивать:
— А ты уверен, что сегодня четвертое июля? А не пятое или третье?
— Уверен, командир. Мы же еще на острове метеорологов календарь захватили и дату уточнили.
— А время? Время на хронометре сейчас чье? Тоже по немцам выставил?
— Да не переживай, командир. Сутки только начались, еще время есть. Я за другое волнуюсь. Откуда эти координаты взялись?
— В книге указаны.
— А тот писатель, он что, здесь с секстантом сидел и место снимал?
— Ссылку дают на вахтенный журнал другого парохода.
— Да? — с сомнением произнес штурман. — Ну тогда будем ждать.
Стрелка подползла к четырем часам, но экран по-прежнему был пуст. Глядя на то, как терзается командир, Максим неуверенно предложил:
— Кому-то и десять часов — утро.
— В книге сказано — американец был торпедирован ранним утром! — возразил Дмитрий Николаевич.
— Ну я тогда не знаю… — начал полемику Максим и тут же осекся: — Есть!
На обрезе экрана появилось бледное пятно. Оно то исчезало, то, при проходе следующей линии развертки, появлялось слабой блямбой, размером со спичечную головку.
— Не айсберг ли? — навис над экраном командир.
— Айсберги не шумят, — возразил Максим. — А вот какой это кораблик — сейчас посмотрим.
Он повернулся к другому экрану и попытался выделить частоту цели. Поднявшийся горбик плавал в среднем диапазоне. Так мог шуметь и быстро идущий сухогруз, и неспешно вращающий винтами боевой корабль. Но Максим интуитивно склонялся к первому варианту и, немного поглядев на ползущую отметку, в конце концов уверенно заявил: