Торжественное заседание
Шрифт:
ТОЛСТОЙ. Бессмысленная ложь.
ЧЕРТ. Факт!
На сцену врывается Козаков в юбочке. Танцует.
ТОЛСТОЙ. Это что же такое?
ЧЕРТ. Это заместо речи. Выступление.
КОЗАКОВ (поет).
Чтоб голос мой звонкий В вас чувства будил, Я буду девчонкой, Хоть я Михаил. ЯКозаков танцует.
ТОЛСТОЙ. Я считаю, что это с твоей стороны безумное нахальство. Во что ты его обратил? Он человек серьезный, красноречивый, похож на француза. Между прочим, редактирует газету.
ЧЕРТ. Это нам для ужина не подходит. Нам давай чего-нибудь соответствующего, ТОЛСТОЙ. Это ему безумно не соответствует.
ЧЕРТ. Какое мое дело. Обстановке соответствует.
КОЗАКОВ.
Ведь, чтобы удачным Считался наш клуб, Не надо быть мрачным И твердым, как дуб. Застенчивость бросим, Уныние прочь. Мы очень вас просим: Шалите всю ночь. Смотрите здесь, смотрите там — Нравится ли это вам?ТОЛСТОЙ. Совершенно не похоже.
ЧЕРТ. Ведь если его похоже выпустить, обидится. А под Новый год людей обижать не хочется.
ГИТОВИЧ {1} (выскакивает из-под земли). Козаков…
ТОЛСТОЙ и ЧЕРТ (бросаются на него). Ничего подобного… Не ври. Не преувеличивай… (Выгоняют его.)
ТОЛСТОЙ. Гони его ко всем чертям.
ЧЕРТ (укоризненно). А еще командир запаса.
ТОЛСТОЙ. Слово предоставляется председателю нашего Союза товарищу Тихонову.
Восточная музыка. Звон бубенчиков.
Это почему?
ЧЕРТ. Много путешествовал. Чисто восточный выход.
Медленно выезжает Тихонов на верблюде, которого ведут под уздцы Слонимский и Федин.
ЧЕРТ. Перед вами наши классики в классическом репертуаре.
ТИХОНОВ.
Достиг я высшей власти! Который день я царствую спокойно. Но счастья нет в моей душе. Обидно.(Плачет, обнимая верблюда).
СЛОНИМСКИЙ.
Я отворил им житницы, Я злато Рассыпал им, я им сыскал работу. Я выстроил им новые жилища. Они ж меня, беснуясь, проклинали.ФЕДИН.
Я, с давних лет в правленье искушенный, Мог удержать смятенье и мятеж. Но ты, младой, неопытный властитель, Как управлять ты будешь?ТИХОНОВ.
Что же… Возьму уеду В горы на верблюде. А иногда и гриппом заболею.Федин, Слонимский и Тихонов медленно удаляются.
ЧЕРТ. Ну, что?
ТОЛСТОЙ. Безумно — величественно.
ЧЕРТ. А как же! Ведущие! У нас они только для самых главных грешников употребляются. Возьмешь какого-нибудь нераскаянного… дашь ему тома три…
ТОЛСТОЙ. Ладно… Давай следующих… Есть хочется…
ГИТОВИЧ (выскакивает из-под земли). Козаков…
Толстой и Черт бросаются на него с криками: «Не ври, ничего подобною, он не такой». Прогоняют его.
ЧЕРТ. А еще командир запаса.
ТОЛСТОЙ. Ну, что же… Маршаку и Чуковскому, что ли, слово дать? Я, откровенно говоря, детскую литературу не…
Маршак и Чуковский выходят с корзиной, полной детей. Жонглируя ими, разговаривают.
МАРШАК. Алексей Николаевич. Это хамство. Вы не знаете детской литературы. У нас сейчас делаются изумительные вещи.
ЧУКОВСКИЙ. Да, прекрасные. Дети их так любят. Как учебники или как рыбий жир.
МАРШАК. Корней Иванович, я нездоров, и у меня нет времени. Я бы доказал вам, что я прав.
ЧУКОВСКИЙ. Никто вас так не любит, как я. Я иногда ночи не сплю, думаю, что же это он делает.
МАРШАК. А я две ночи не спал.
ЧУКОВСКИЙ. А я три.
МАРШАК. А я четыре.
ЧУКОВСКИЙ. Дети, любите ли вы Маршака?
ДЕТИ. Любим!
ЧУКОВСКИЙ. Вы ведь не знаете Чуковского?
ДЕТИ. Знаем.
ЧУКОВСКИЙ. Кого вы больше любите-меня или Маршака?
ДЕТИ. Нат Пинкертона.
Маршак и Чуковский с трепетом исчезают.
ТОЛСТОЙ. Слушай, проклятый бес. Слово предоставляется всему Союзу. Зови всех по очереди. Давай хором петь. Я повеселел.
ЧЕРТ. Пожалуйста. Слово предоставляется Корнилову.
Тихая музыка. Из-под земли подымается Корнилов. Мелодекламирует под нежные мелодии.