Торжище брака
Шрифт:
— И она верит? — спросила Тамара.
— Конечно; я кусала платок, чтобы не расхохотаться, когда Паша рассказывала, как муж ее обожает. Я, конечно, понимала, что источником этого обожания служат триста тысяч приданого, которыми отец благоразумно обеспечил свою дочь. Но довольно об этом! Пойдем, Наташа, я покажу тебе только что присланный мне браслет.
Как только Катя с Наташей удалились, Надя обняла Тамару за талию и прислонилась головой к ее плечу. Она вся вспыхнула при намеке Мигусовой на то, что у нее нет состояния, и теперь была, видимо, возбуждена.
— Тамара, посоветуй мне в одном деле, которое я хочу тебе доверить…
И, не дожидаясь ответа подруги, она продолжала:
— Ты знаешь, что у меня нет никакого состояния и только благодаря тетке я получила здесь образование. У нее я и буду жить. Ну, так вот: моя тетка хочет, чтобы я вышла замуж за того самого полковника Кулибина, над которым только что насмехалась Катя. Правда, он не очень красив и ему сорок два года, но он богат, и моя тетка уверяет, что, выйдя за него, я сделаю гораздо лучшую партию, чем моя сестра Леля, вышедшая замуж за пехотного офицера, который иногда не знает, как дожить до конца месяца.
— А ты любишь полковника Кулибина? — спросила серьезно Тамара. — Если ты его не любишь, то как можешь ты выйти за него замуж? Как ты будешь уверять его в своей любви?
— О, тетка уже говорила ему, что я уважаю его и что он очень мне нравится, — с живостью перебила Надя. — К тому же, подумай только: ведь если я не выйду замуж, то мне придется давать уроки! Я же думаю, что предпочтительнее замужество.
— Я не согласна с тобой: в тысячу раз лучше работать, чем лгать и продавать себя, чем на всю жизнь связать себя с нелюбимым человеком.
— Я не буду лгать, я постараюсь полюбить его и к тому же докажу Мигусовой, что могу устроиться не хуже других. Впрочем, все это одни только предположения. Я буду извещать тебя о ходе этого дела.
— Я надеюсь, что ты будешь часто писать мне. Но посмотри, Ксения уже закончила свое письмо. Пойдем и поболтаем с ней в последний раз. Бог знает, когда мы увидимся и куда забросит нас судьба!
Звон колокола, призывающего учениц к ужину, прекратил в эту минуту все разговоры. Подобно стае вспуганных птиц молодые девушки выпорхнули из дортуара.
Утро следующего дня с различными церемониями пролетело как сон. Настала минута отъезда. В зале, окруженные остающимися пансионерками и родителями, молодые девушки, раскрасневшиеся от волнения и радости, прощались с директрисой, учителями и остающимися подругами. Слышались клятвы в вечной любви и обещания как можно чаще писать друг другу.
Поцеловав в последний раз Надю и Наташу, Тамара подбежала к одетому в гражданское платье мужчине, с улыбкою ожидавшему ее в обществе старого моряка.
— Вот, наконец, и я, папа! — вскрикнула она, бросаясь в его объятия и горячо целуя его.
— А меня разве ты не поцелуешь, неблагодарная девочка? — спросил старый моряк, подавая своей крестнице великолепный букет.
— Конечно, поцелую, крестный! Ведь ты знаешь, как я люблю тебя! Только не могу же я целовать вас обоих в одно и то же время, — ответила, смеясь, Тамара.
Накинув свое пальто, молодая девушка под руку с отцом стала спускаться с лестницы.
— Ты сделалась совсем взрослой барышней, и я сожалею только о том, что ты скоро опять покинешь нас, — заметил, улыбаясь, моряк.
— Что делать? — вздохнула Тамара, глядя на погрустневшее лицо отца.
Николаю Владимировичу Ардатову было около пятидесяти лет. Несмотря на седеющие волосы, это был еще красивый, вполне сохранившийся мужчина. Он отличался тонкими, правильными чертами лица, большими серыми, полными огня, глазами и необыкновенно изящными манерами. Георгиевский крест на его сюртуке свидетельствовал, что он не без пользы послужил своему отечеству.
Адмирал Сергей Иванович Колтовской был старым товарищем и другом Николая Владимировича. Будучи старым холостяком, он всей душой привязался к своей крестнице, Тамаре, и полюбил ее как родную дочь.
Во время переезда один адмирал болтал с Тамарой, Ардатов же всю дорогу был задумчив и молчалив. Только когда коляска остановилась перед одним из роскошных домов на Большой Морской, к нему, казалось, вернулось его обычное хорошее расположение духа.
— Ты застанешь у нас общество: сегодня как раз наш приемный день, — сказал он, помогая дочери выйти из экипажа.
— Я предпочла бы остаться только с вами, — заметила молодая девушка.
— Это невозможно, дитя мое! Но почему же тебе так неприятно познакомиться с нашими друзьями? Если бы одно неблагоразумное обещание не вынуждало меня расстаться с тобой, то ты с сегодняшнего же дня начала бы светскую жизнь.
Пять минут спустя Тамара и два ее спутника входили в обширную гостиную, где собралось уже человек пятнадцать гостей. Все разговоры сразу смолкли. Хозяйка дома быстро поднялась со своего места и поспешила навстречу молодой девушке, которую горячо обняла.
— Добро пожаловать в родительский дом, дорогое дитя, — сказала она, увлекая девушку к дамам.
Краснея и конфузясь, Тамара отвечала на банальные фразы дам и глубокие поклоны мужчин. Она почувствовала себя счастливой, когда ей удалось, наконец, сесть и перестать быть центром всеобщего внимания. С любопытством прислушивалась молодая девушка к разговорам и рассматривала гостей, большая часть которых была ей незнакома.
Мачеха Тамары — Люси Ардатова — была женщина лет тридцати пяти, очень пикантная и изысканно одетая; только манеры ее были слишком порывистые и ребяческие для женщины ее лет. Разговаривая с гостями, она случайно взглянула на свою падчерицу и, оборвав начатую фразу, вскричала смеясь: